— Ждем бунты, провокации и прочее тематическое, — поделился я нехорошим предчувствием с Виталиной.
— Наверху все просчитали, — выразила она уверенность в дальновидности старших товарищей.
Будем надеяться, что обойдется малой кровью. Да и как дернешься, если вертикаль власти укреплена как надо, а на стороне деда — все силовые структуры? От бессильной злобы разве что кто-нибудь нехорошее исполнит, но не более.
Внезапно снаружи раздалось что-то похожее на далекий, но изначально очень громкий хлопок. Нехорошо! В окно ничего подозрительного разглядеть не удалось, поэтому бросился к телефону и набрал дежурному:
— Что случилось?
— Напоминает взрыв, — компетентно заметил дядя Вадим. — Выясняем. Перезвоню.
— Пока неясно, — просветил я Вилку, и мы сели смотреть телевизор дальше.
«Потемкинскую деревню» и вправду показали, но совсем не так, как я ожидал — репортеры обсасывали одну-единственную тему: за три дня совхоз заработал почти двести миллионов рублей продажей цветов Москве и соседним городам. Посыл — совхоз это даже круче кооператива, потому что дает беспрецедентные экономические возможности. Показывали теплицы, их персонал и папу Толю — последний смущался, чувствовал себя не в своей тарелке, но опыт выступлений перед совхозниками взял свое — на вопросы репортера ответил максимально подробно и с цифрами, мудро не упоминая тот факт, что луковицы покупались за валюту в Голландии, и мало какой совхоз сможет перенять наш опыт.
— Ох уж эти симулякры и пропагандистские репортажи, — вздохнул я.
— Другими цветами-то торговать могут, — не очень уверенно предположила Виталина.
— Придется на Девятое мая поднапрячься и применить капиталистический демпинг, чтобы не остаться с голым задом, проиграв новичкам в цветочном бизнесе, — вздохнул я еще горше, жалея об упущенной прибыли. — Но мы себе такое позволить можем, — утешил сам себя. — Но все равно фигово, что засветились с этой стороны — теперь, как обычно, будут как плюсы в виде притока иммигрантов, так и минусы — в виде принесенной этими иммигрантами и пришлыми гастролерами повышенного уровня преступности. Давай за машинку, будем бумажку с просьбой выделить нашему участковому пяток подручных составлять.
Я вообще предусмотрительный.
Посреди процесса зазвенел телефон.
— Школьники рыбу глушили, — раздался оттуда грустный-прегрустный голос дяди Вадима.
— Как в «Крокодиле Гене», динамитом? — предположил я.
— Откуда у них динамит? Аммоналом! — удивился КГБшник.
— А аммонал откуда? — охренел я. — А, это для этого кто-то в прошлом месяце два мешка удобрений спёр?
Тогда мы все совершенно непростительно решили списать преступление на банальную крестьянскую жадность и продиктованное ей желание удобрить собственный огород.
— Предполагаем что так. Выясняем, позвоню еще, — и дядя Вадим повесил трубку.
— У нас завелся недобитый эсер с химическими навыками, — грустно поведал я Виталине.
Чего только в деревне не увидишь!
Глава 7
Никуда ехать не пришлось — единственного задержанного (а заодно пострадавшего) привезли в ДКшный медпункт. Говорить с сотрудниками он отказался, потому что «пионер своих не сдаёт», так что придется идти помогать. Когда мы с Виталиной, не забыв надеть белые халаты, вошли в процедурный кабинет, двенадцатилетнему бедолаге-Славику как раз пришивали безымянный палец. Мизинец, увы, пришить не получится — сильно фрагментирован, а потому утрачен навсегда. Пришивал лично дядя Герман — штатного хирурга у нас нет, но у ликвидатора нужные навыки нашлись. На вешалке — рваное детское пальто. Нашлись в кабинете и фельдшер с участковым, сочувственно смотрящие на ребенка.
— Мамку ждем, — просветил меня последний. — В детскую комнату милиции звонить?
— Славик, тебя на учет ставить? — спросил я завороженно глядящего — шок потому что — на пришиваемый палец задержанного.
— А что это? — спросил он.
— Это когда должны были в тюрьму посадить, но возраста не хватило, — пояснил я.
— Не хочу в тюрьму! — насупился он.
— Тогда говори, где взрывчатку взяли, — влез Филипп Валентинович.
Зря.
— Не скажу! — поджал губы «пионер-герой». — Я пацанов не сдам!