Самый лучший мужчина.
Сегодня будет жарко. И пусть пока меня обвевает прохлада раннего июльского утра, пяти часов нет, но яркое солнце на безоблачном небе уже вовсю разогревает воздух и всё, до чего способно дотянуться. Время кормления ещё почти через час, и я неспешно занимаюсь утренними делами. Ветерок лениво шевелит занавеску возле открытой балконной двери, а разметавшийся в кроватке Данька посапывает во сне, как обычно, даже не собираясь просыпаться. Сынок у меня страшный соня и голод его никогда не будит. Но кушать, всё-таки, надо, поэтому начинаю тихонько теребить носик, поглаживать щёчки, тыкать бочки. Данька почти не реагирует, не желая выныривать из сладкой дрёмы, только реснички подрагивают, а у меня в предвкушении кормления уже покалывает грудь и начинает тяжелеть низ живота.
Когда я первый раз испытала необыкновенные ощущения, подставив сыну грудь, то под конец едва не выронила его из рук. Испугалась тогда страшно. Решила, что ненормальная, извращенка какая-то, и на следующий день помчалась к сексопатологу. Пожилой дядечка в стильных очках слегка улыбнулся и заявил, что меня можно поздравить. Что именно моя реакция является нормой, а все «кормительные» страдания современных женщин, как раз, патология. И вообще, он даже слегка завидует моему мужу. Да, я мужу, наверное, тоже позавидовала бы. Если бы нашла. Данькиного папашку как ветром сдуло, едва я заикнулась о своём «интересном» положении. Ну и шут с ним. Я всегда была женщиной самостоятельной, не бедствовала, а аборт для меня был неприемлем по определению. Так что, через девять полных месяцев держала в руках своё обожаемое чудо и испытывала абсолютное счастье.
Всё, пора. Достав тёпленькое тельце, удобно распологаюсь в кресле. Пошире расставляю ноги, облокачиваясь на спинку, и умещаю Даньку на сгибе руки. Грудь уже распирает, когдая я освобождаю её. Напряжённый сосок задорно тыкается в немедленно зачмокавший рот так и не открывшего глазки сына. Когда ощутила первые вытягиваемые им струйки, вниз немедленно выстреливает пузырящаяся молния напряжённого наслаждения. По телу внутри как будо раскатилась целая горсть жёстких горошин. Они перекатываются под кожей, шуршат, щекочут, заставляя трепетать. Добавляют остроты маленькие пальчики, что усердно мнут податливую округлость груди.
Моё бельё стремительно мокнет. Распахнув полы халата, подставляю лёгкому ветерку разгорячённое место. Остужающий контраст срывает с губ непроизвольный стон. Внутри постепенно закручивается тугая пружина. Сын насыщается, а на меня от точки нашего единения всё чаще и чаще накатывают волны незамутнённого экстаза. Ноги мелко дрожат. Не желая раньше времени достичь кульминации, не трогаю себя. Только кусаю губы и мотаю головой, упираясь затылком в жёсткую спинку. Сын же, действуя как истинный и искушённый мужчина, усиливает напор. Очередная молния прошивает тело так, что пружина срывается. Выгнувшись дугой кричу, переживая оглушающий оргазм. Сын, продолжает невозмутимо сосать, никак не реагируя на шум и чуть сильнее стискивающие его руки матери. К моменту, когда схлынули последние остатки эмоций, наевшийся Данька отпустил обмусоленный сосок и снова блаженно засопел. Через минуту, поднявшись на нетвёрдые ноги, чмокаю пахнущую моим молоком щёчку и несу сына в кровать. Спи, моё сердце, мой любимый, самый лучший на свете мужчина.