— Можно и так, — Пожал я плечами.
Скромная девочка просветлела еще сильнее, и я купил пару «Эскимо». Нашли скамейку в тени тополя, уселись.
— А правда вы с Артемом и Вовкой много денег заработали? — Аккуратно откусив кусочек и прищурившись от удовольствия, спросила она.
— Было дело! — Кивнул я.
— Я тоже могу шапку держать! — Попросилась она на работу.
— Я маме обещал больше так не делать, — Расстроенно признался я.
Тайное всегда становится явным, и, если обещал — надо делать.
— Маме врать нельзя! — Грустно вздохнув, не стала она обзывать меня «маменькиным сынком».
Нужно еще «схему» придумать, чтобы у вот этого грустного ребенка завелись карманные деньги. Она же девочка, ей всякое красивое нужно!
— А что ты умеешь? — Спросил я.
Таня оживилась — еще не все потеряно! — и перечислила свои навыки:
— Я рисую хорошо, вязать умею, готовить, убираться… — Осеклась и хихикнула: — Но это тебе не нужно, верно?
— Рисование однажды может и понадобится, — Пожал я плечами: — Что еще?
— Шить немножко умею.
— А вот и ключевой навык! — Обрадовался я: — Пойдешь к нам в швейную артель?
— Артели же Хрущев запретил! — Проявила политическую подготовку девушка.
— Шутка, — Улыбнулся я: — Имею ввиду — маме моей помогать на заплатках вышивать всякое.
— А зачем на заплатках что-то вышивать? — Удивилась она.
— Чтобы получать рубль за штуку! — Пояснил я.
— Целый рубль?! — Полезли зеленые глазки на лоб.
— Целый! — Кивнул я: — Тебе какие рубли больше нравятся — железные или бумажные?
— А можно выбрать? — Почему-то обрадовалась она.
— Не знаю, — Честно признался я: — Это ты с мамой обсудишь.
— Поняла! — Обрадовалась Таня: — Вышивать я могу, если тетя Наташа меня возьмет, не пожалеет!
С детским трудом в СССР сложно: он тут сугубо централизованный, а никакого «на лето в Макдак» не существует. За централизованный при этом платят совсем потешные деньги. Еще можно целебные травы в аптеку сдавать, но где мы их, в Сокольниках рвать будем? С мамой, думаю, о вакансии помощницы договорюсь — она у меня хорошая. Хуже прежней, да, но лучше родной все равно никого никогда не найти.
Тут меня словно током ударило — родной матери сейчас пять лет. Удивительно! Потом обязательно надо будет посмотреть на взрослую — ух красивая она у меня была! И будет!
— Чего ты улыбаешься? — Заподозрила неладное спутница, немного покраснев щечками.
— А чего мне! — Откинулся я на скамейке: — Тепло, хорошо, мороженое вкусное!
— Я тебе тогда за кино и мороженое с первой получки отдам! — Пообещала она.
— Я же говорил — когда разбогатеешь! — Хохотнул я и попросил: — Только ты про работу ничего никому не говори, хорошо? — И, опередив ее вопрос: — Маме можно!
— Хорошо, я больше никому-никому не скажу! — Пообещала она.
— А теперь давай зубы чистить! — Предложил я, когда мороженое закончилось.
— Я щетку не взяла! — Расстроилась милаха.
— Вот этим! — Достал из кармана жвачку, развернул, разделил пополам.
— Ничего себе! — Оценила девушка, приняла угощение: — Спасибо! — Поднесла к носу, понюхала: — Мятная! — Сунула в рот и со счастливым видом начала разжёвывать.
Отличное применение контрабанде!
Кино «Еще раз про любовь» мне не понравилось, но понравилось девочке Тане, поэтому домой мы оба возвращались в отличном настроении — такой вот парадокс.
— Я вечером тогда к вам зайду? — Уточнила она.
— Ага, когда мама вернется, — Кивнул я.
— И анкету мне заполнишь, потом ответы сравним! — Выкатила интересную активность, помахала мне ручкой, и скрылась в подъезде соседнего дома — напротив нас живут.
Дома застал Алексея Егоровича — он сидел на кухне и с отвращением на лице намазывал что-то на кусок бородинского.
— Здрасьте, дед Лёш!
— Привет, Серёжка! Гулял? — Радуясь паузе перед столкновением с бутербродом, он аккуратно положил его на блюдечко и посмотрел на меня.
— В кино ходил! — Отчитался я, подошел и посмотрел на открытую консервную банку — «Паштет шпротный».
— При Сталине селедкой кормили, — Доверительно поведал ветеран: — Но это еще ничего — Микоян молодец был, много сделал для того, чтобы народ сытый ходил. Да и рыба нормальная! А При Хрущеве — колбасой китовьей кормить начали, мать ее ити!
Судя по тому, как дедушку передернуло, колбаска была та еще.
— Не ки́това, а Никитова! — Хмыкнул дед Лёша, горько вздохнул и достал из морозилки бутылку «Русской» водки.
— За*бали! — Поделился наболевшим, открывая бутылку: — Да ты не стой, ты садись! На-ка вот… — Ветеран издевательски гоготнул и достал из холодильника банку «Напитка мандаринового»: — Ишь, б*я, мандаринов нет, а напиток есть! — Продолжил он выражать недовольство советской пищевой промышленностью.