— Да че ему, молодому! — Кашлянув, успокоил его севший в кровати мужик с загипсованными до самых плеч руками.
А как он…
— А все по очереди мне жопу вытирают! — Видимо, прочитав что-то в моих глазах, ухмыльнулся он: — И сейчас — как раз твой черед! Пошли!
Народ радостно загоготал. Нервно хохотнул и я — очень зря, потому что правую сторону груди прострелило болью.
— Ой юморист, б*я! — Вытер слезинку мой сосед и представился: — Меня Семён зовут. Дядя Семён, получается.
— А мне сколько лет? — Прохрипел я, вяло пожимая протянутую руку.
— Точно головой ударился! — Веско заметил «корсетный».
— Кажись, пятнадцать? — Спросил пространство Семён.
Пространство не очень уверенно ответило, что да — пятнадцать.
— Мамка твоя вечером придет, у нее и спросишь, если память не прояснится, — Выдал план действий сосед.
— Опять выть будет, — Вздохнул чувак со сломанными руками.
Этого «дядей» звать не стану — ему лет двадцать пять!
— Мы брата хоронили — под «ЗиЛ» попал, — Сделал ему неловко «корсетный» — а вот этому от тридцати до сорока, рожа интеллигентно-еврейская.
— Меня вроде меньше помяло! — Хрипло прервал я повисшее молчание.
Народ облегченно хохотнул — даже интеллигент! — и дядя Семён заверил:
— Да считай и не помяло — что тебе сотрясение и два сломанных ребра? Пару дней отлежишься и домой — хоккей смотреть по телевизору!
Так себе перспектива — хоккей мне как-то не очень. Но «дома» всяко будет лучше, чем здесь. Ощутив позывы, попробовал встать и скривился — больно, блин, и голова кружится!
— Давай помогу! — Воспользовался шансом «безрукий» и поднырнул мне подмышку.
Аккуратно поднялись — ему придется идти на полусогнутых, на полторы головы выше! — и я напряженно посмотрел на него.
— Да не боись! — Хохотнул он: — Мне по-маленькому!
Это меня устроило, и мы медленно и печально выбрались в коридор.
— Петрухин! — Раздался сердитый женский голос: — Куда его потащил?
— Ссать! — Честно ответил мой провожатый.
— А утка на что? А меня позвать? — Вкатилась в поле зрения полненькая, лет тридцати, кудрявая медсестра.
— Да че он, не мужик? Сам не дойдет? — Привел Петрухин разумные аргументы.
Медсестра посмотрела на меня, получила подтверждающий застенчивый кивок, вздохнула и посторонилась. В туалете безрукий отвернулся, пока я делал дела — размер члена полностью устроил, учитывая, что я еще подрасту, потом я стянул с коллеги по мочеиспусканию больничные штаны, он оправился, я натянул штаны обратно, и мы двинулись в обратный путь.
— Меня Андрей зовут! — Видимо, воспылав ко мне симпатией после такого трогательного ритуала, представился он.
— А я… — Проблема!
— Сергей! — Хмыкнул он: — Крепко же тебя приложило.
— Крепко! — Согласился я: — А как тут вода работает?
Наклониться, чтобы попить из-под крана, я не решился — больно же!
— Меня просить нужно! — Снова заспавнилась рядом с нами медсестра и выдала мне стакан с водой.
Напившись, поблагодарил и спросил:
— Простите, не помню как вас зовут.
— Антонина Петровна! — Улыбнулась она, явив пару золотых коронок: — Ты иди, отдыхай, — Мягко пожелала мне: — А ты его не колобродь! — Это уже строго и Андрею.
Входили мы в палату под бормотание вернувшегося к чтению газеты «корсетного»:
— …Самолёт Douglas DC-8 Super 63CF авиакомпании Seaboard World Airlines, США, нарушил воздушную границу СССР. На борту самолёта находились 214 военных, направлявшихся на войну в Южный Вьетнам, и 24 члена экипажа. Самолёт был перехвачен советскими лётчиками в 8:20 утра и принуждён к посадке на 2,5-километровой бетонной полосе аэропорта Буревестник на о. Итуруп в 8:39 утра. Самолёт и члены экипажа находились на территории СССР двое суток, после чего были отпущены. Капитан самолёта Джозеф Тосолини принёс извинения за нарушение воздушной границы СССР.
— Вот суки! — Отпустил меткий политический комментарий «человек-мумия».
— Иваныч — сам летчик! — Пояснил мне Семён: — Вот, сел неудачно.
— Хоть не угробил никого! — Оправдался летчик.
— Это — главное! — Веско подытожил «корсетный».
Андрей помог мне улечься на койку, и я моментально уснул.
Открыв глаза в следующий раз — состояние ощутимо улучшилось, головокружения почти нет — услышал облегченный женский вздох:
— Сереженька! — И мне по лицу аккуратно провела ладонью худенькая женщина «чуть за тридцать» с красивым, почти лишенным морщин, лицом в обрамлении каштановых кудряшек. Глаза — с зеленой радужкой, но красными от слез белками.