Ну и к гномам, конечно, это не относится, уж они-то чувствуют себя под землёй примерно как эльфы в лесу. Расовые особенности никто не отменял, так что на Далина вся надежда, именно он в нашей теперешней компании понимал где мы, собственно, шаримся.
Я потихоньку тронулся в путь, внимательно рассматривая следы под ногами, не забывая смотреть вперёд и вглубь. И глазами, и магией, но глазами пока получалось лучше. Уж очень древними были эти скалы, уж очень много они видели, и начинающим магом в компании гнома и монаха их было не удивить. Ходили этими коридорами, видимо, разумные и поинтереснее нас.
Ведь даже когда я находился на пике силы и ощущал весь этот долбаный монастырь как свою собственную пятерню, то сюда, в этот скальный массив, я не пробился. И самое поганое, что сейчас даже не понять, почему. То ли силы не хватило, то ли просто внимания не обратил.
В тот раз, наверное, всё же второе, потому что по ощущениям тогда я мог свернуть горы, и даже ни разу не выложился на полную, что мне тогда были эти молчаливые скалы. Раз так, то очень жаль.
Я даже остановился, чтобы ещё раз поддавить магией, чтобы рассмотреть, куда ведёт этот широкий и высокий коридор. Получалось не очень хорошо, я как будто бы пытался идти против течения в густой смоле, до того эти стены были равнодушны. Моё искреннее любопытство разбивалось об их бесстрастие и апатию, мне просто нечем было их заинтересовать. С одной стороны хорошо — внезапного обвала можно было не опасаться, до того тут всё устоялось и закаменело, но ведь мне-то требовалось другое!
— Подожди, — сзади тихонько подошёл Далин, он подумал, что я что-то обнаружил. — Можешь обратно воздухом дунуть? А по команде сразу же назад?
— А зачем? — я удивлённо на него покосился, ведь смысла я не видел. Только-только продули коридор, только-только воздух в нём высох, отступила сырость, и на тебе.
— А ты несильно, — продолжал давить гном, но увидев, что я не уступаю, с раздражением признался: — Нюх у нас, у гномов, очень хороший, чтоб ты знал. Под землёй, если света нет, это первое дело. Так что давай, метров на сто назад дунь потихоньку, а потом сразу же обратно, по команде. Не выгорит, ещё раз так сделаем, но уже чуть сильнее.
Я невольно хихикнул, но заметив, с каким спокойным раздражением уставился Далин мне прямо в глаза, шутить про кротов не стал. Пожал плечами и занялся несложным делом. Тут же утих ветродуй, несильно подталкивавший нас в спины, и вот уже прямо в лицо, сначала очень слабо, а потом чуть увереннее толкнулся воздух подземелья.
Вернулась сырость и холод, но вместе с ними и запахи. Теперь даже я с удивлением почувствовал тот неповторимый и мерзкий запах тюрьмы, который становился всё сильнее. Запах застарелой грязи на теле, на которое не попадают солнечные лучи, запах нечистот и поганой пищи, запах прокисшей пепельницы, запах отчаяния и безнадёги.
Без команды гнома я остановил обратный ток воздуха, нюхать такое не хотелось, да и так всё стало понятно. Вытащил револьвер из кобуры, проверил первую в барабане, ту самую, мечтающую поражать зло пулю, и осторожно двинулся вперёд. Шёл я очень медленно, но не таясь, смысла в этом уже не было, а вот в том, чтобы не вляпаться сдуру в какую-нибудь ловушку, смысл был.
Соратники очень медленно, вместе со мной, в час по чайной ложке двигались вперёд, и вскоре отцу Автандилу это надоело, и он пожелал пообщаться.
— А то, может, гноме, вернёмся? — далеко слышным шёпотом предложил он Далину вдруг. — Начальству сообщим, пусть у них голова и болит, а? Чего мы, в самом деле?
— Заткнись, — тихо, но очень резко и даже враждебно оборвал его гном. — Тебе же предлагали. И у нас начальства нет, запомни, мы сами себе начальство. Куда хотим, туда и идём, и не перед кем не отчитываемся, понял?
Отец Автандил, я почувствовал, не в шутку напомнил сам себе о смирении, прерывисто вздохнул, но возражать не стал.
А ещё я почувствовал метрах в двухста дальше по коридору и ниже несколько огоньков жизни. Снова остановился, присматриваясь с закрытыми глазами и пытаясь понять, что же там происходит.
От четырёх из них веяло болью и страхом, а вот от двух других злобой и настороженностью. Потом злоба усилилась, один огонёк мигнул и наполнился болью, и я, перестав сдерживаться, рванул вперёд, выхватив из кобуры револьвер.