Ее муж утер лоб. Она любила его, любовь к нему была светочем, озарившим ее жизнь. Он нажал над собой кнопку кондиционера.
— Смотри-ка! С ума сойти! — сказал он, показывая на огромного буйвола, тащившего телегу, нагруженную ржавым железным ломом. — Настоящее путешествие во времени, а?
Она кивнула. Бульвары были такие просторные и приятно пахли чем-то сладким, смешанным с пряностями, потом и выхлопными газами. На пересечении с узкими улочками она успевала заметить полуголые фигуры, смуглые и тощие. Эти тела казались донельзя выдубленными жизнью. Интересно, подумалось ей, каково было бы потрогать такое тело, похоже, наверно, на мешок, набитый деревяшками. А каково было бы заниматься любовью с тощим индусом, интересно, он ласковый? Она сказала себе, что это, должно быть, сродни зоофилии, все равно что заниматься любовью с котом, он схватит тебя за загривок, вонзит в бедра острые, как лезвия «Опинель», когти и всадит член, который, не намного мягче рулона наждака. Еще она сказала себе, что подобных сцен, наверно, можно было бы наблюдать десятки, вот сейчас, в эту самую минуту, за поворотами этих темных улочек, пахнущих перцем и смертью, что девушек никто не спрашивает, что с ними делают это на кучах отбросов, под равнодушным взглядом голопузых детишек. И оставляют лежать там, с липкой спиной, с пылающей кожей, а они только и могут, что собрать свое шмотье, кое-как натянуть его и уползти в свою конуру из досок и жести, плакать, подмываясь в тазу с теплой водой, смотреть сквозь дырочку в стене на улицу и представлять себе, как идет своим чередом тамошняя враждебная жизнь, похожая на плесень, и ждет, чтобы они снова вышли, точно козы на бойню, и они выйдут, и их опять завалят, как глупых коз, и ни о чем не спросят.
С каждым днем всё сильней
Их отель оказался большим современным зданием, расположенным в некой нейтральной зоне, в плане местного колорита более западной, чем остальной город. Молоденькая индианка, та, что приветствовала их, заученно объяснила какие-то практические детали, которые она пропустила мимо ушей. Потом группа вышла из автобуса, все обсуждали отель и местоположение, кто-то уже раздавал чаевые грумам, которые спешили к их багажу, мужчины целенаправленно устремились к стойке портье, где получали и убирали в наружные кармашки чемоданов «общие сведения для постояльцев» так бережно, словно это были правила приведения в действие ядерного реактора, после чего направлялись в свои номера, торопясь с восторгом обнаружить, что проделали путь в пять тысяч километров, ради таких привычных вещей, как кабельное телевидение, минибар и ванная с универсальными розетками для электробритвы.
Ее муж сел на кровать с усталым вздохом путника, вернувшегося из долгих странствий по тропическим широтам, вымотавших его до последнего предела.
— Я с ног валюсь. Приму душ и вздремну пару часиков.
Пока он раздевался, она открыла чемодан и достала его несессер с туалетными принадлежностями.
— Я быстро, — сказал он и ушел в ванную.
Она включила телевизор, на экране индус с печальным видом рассказывал о наводнении, смывшем с лица земли крестьянские деревни на территории, равной половине Европы. Показали раздутые от воды коровьи туши, медленно плывшие по течению, детские лица с застывшим на них жутковатым выражением удивления, словно им не верилось, что жизнь могла сыграть с ними такую шутку, обломки хижин и спасателей, совершенно бессильных перед стихией.
Истошный вопль за дверью ванной заставил ее вздрогнуть. Пятясь задом, оттуда вышел ее муж, абсолютно голый. Его лицо показалось ей маской смерти.
— Там…Там… — только и выговорил он.
Она привстала.
— Там… Там…
Он посмотрел на потолок, на стены, словно от них могла исходить опасность, и осторожно сел рядом с ней на кровать. От страха он весь как будто скукожился. У него оказалось костлявое, как у верблюда, тело, длинные бледные ноги с угловатыми коленями, чуть вздутый живот, хрящи грудной клетки, образующие под кожей ломкий геометрический узор. И еще у него оказался, она взглянула мельком, испытав при виде его то же чувство брезгливости и недоумения, что бывает от белесого трупика личинки насекомого неизвестного доселе вида, на половой орган мужа, до того малюсенький, что он выглядел в эту минуту почти неправдоподобным.