Я купил простой... китайский.
— Ну вот, Гоха, — сказал Серега, — коврик у тебя уже есть...
— Ага, — говорю, — дело за малым: осталось только компьютер купить.
— Может, пожрем? — предложил Серый. — Я знаю, где черные делают классную шаурму.
— Давай пожрем, — ответил я... и мы пошли к черным жрать шаурму. Но только мы туда пришли — Серега хватает меня за рукав и куда-то тащит со словами:
— Гоха! Быстро делаем отсюда ноги! Я совсем забыл: я этим черным штуку должен!
Но было поздно делать ноги: черные нас заметили. Я отдал черным штуку. Просто, их было больше. Намного.
Шаурму мы жрать не стали. Пожрали хот-дог.
— Не ссы, Гоха, — сказал Серега, виновато улыбаясь, — в следующий раз точно купим тебе компьютер... поедем в Митино и купим.
— Боюсь, следующего раза не будет, — ответил я.
— Давай хоть мышку тебе купим, — говорит он тогда. — На компьютер у тебя все равно уже денег не хватит. Коврик у тебя уже есть, нужно купить мышку.
Пошли за мышкой. В подарок, к мышке, продавец дал мне бесплатный коврик. Простой... китайский.
— Ну вот, Гоха, — сказал Серый, — теперь у тебя есть мышка...
— И два коврика, — добавил я.
Мы вышли с рынка. А я захотел ссать.
— Я захотел ссать, — говорю.
— Я тоже захотел. Давай поссым.
— А где? — спрашиваю я.
— Да хоть здесь, — говорит Серый и пристраивается у бровки, лицом к большому грязному сугробу, — Гоха, в Митино можно все...
Но Серега соврал. Мент долго гнался за нами вокруг рынка. Не догнал. Зато мы нашли Серегиных чуваков. Случайно.
— Гоха, радуйся! — сказал Серый, — сейчас мы купим тебе компьютер. Чуваки должны мне кучу бабок. В Балашиху на тачке поедем, вот увидишь...
Поздоровались с чуваками. Обнялись. Чуваки достали бутылку «родной». Выпили, покурили; одной мало. Чуваки говорят:
— У нас все бабки в товаре.
А Серый говорит:
— Гоха, выручай!
Выручил.
В Балашиху мы ехали не на тачке. И в автобусе платил снова я. И в метро. И менту на Арбатской. Тому же.
Через два часа мы были в Балашихе.
— Серый, может в «Урожай» зайдем? — предложил я.
— Конечно зайдем, Гоха! — радостно ответил Серега.
2000
ЛАБУС — НЕ ЛАБУС
В. Р.
1
В Риге хорошо, в Риге Володьке нравится, в Риге Володька как свой: башка у него белая, щеки розовые — вылитый лабус.
Чуваки из Володькиного отряда в город после занятий не суются: ссат. Уже двоих курсантов РЛТУГА[1] из Даугавы выловили. Оба русские. Опознали по документам, потому что у обоих рож не было. Лабусы бить умеют. Лабусы злые.
А Володька не ссыт: у него в городе любимая. Хельга. Он любит Хельгу за то, что та мило называет его Валдисом. А еще, за то, что у нее всегда мокро между ног. В его поселке у девок тоже всегда мокро между ног. У городских не так — у них там сухо. А Хельга не рижанка: она, как и Володька, из села.
Работает Хельга официанткой в ресторане «Baltija». Там и познакомились…
В тот день Володька купил себе в универмаге отличный костюм: серый, двубортный — давно о таком мечтал. Решил, до кучи, уж и в кабак сходить. Пожрать по-человечески. Курсантская пайка Володьке — слону дробина.
Но, когда Хельга, улыбаясь не по-русски, подошла к его столику — Володька забыл про жратву. Таких круглых коленок он не видел никогда в жизни. А ее мокренькие зубки — их хотелось лизнуть. Он и лизнул… но позже.
Она приняла Володьку за своего: башка белая, щеки розовые, костюм серый — вылитый латыш. Правда, когда тот, смущаясь и краснея, мешая латышский и русский, стал делать заказ, она поняла, что ошиблась, но было уже поздно — он ей понравился.
2
Директор ресторана сказал, что живот стал слишком заметен — официантка не может работать с таким животом. Володька отвез брюхатую Хельгу к ее маме, на хутор. Мама смотрела волком. За своего она Володьку не приняла.
За два месяца до окончания училища Володька стал отцом. Любимая родила ему сына. Пацан получился — супер: башка белая, щеки розовые — вылитый лабус. Имя дали — Андрюха, но Хельга мило называла его Андрисом.
Распределили Володьку в Тюмень, в вертолетный отряд. От счастья он летал, без вертолета: все у него в жизни было ништяк.
Решили так. Володька едет один, устраивается на месте: с жильем, с работой — потом забирает Хельгу с сыном. По пути заедут к Володькиным: показаться. Свадьбу тоже надо.
Поцеловал Володька любимую в губы, сына в попку — маму никуда не поцеловал, — и покатил.
3
У калитки стояла «Ява». Хорошая «Ява». Не было в этом ни хрена хорошего. Из коровника вышла Хельгина мама, с подойником в руке. Увидала Володьку — вскрикнула, поставила подойник на землю и быстро убежала в дом. Зря он так надолго уезжал, зря.