— Агх, — простонал я. — Я слышал о нём ужасные вещи.
Она не сразу ответила, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить её фамилию.
Я зажал кончик носа и, матерясь про себя, сказал:
— Я имею в виду… Я уверен, что он потрясающий…
— Нет, вы были точны в прошлый раз. Он мой в ближайшее время экс-муж.
Вздох облегчения прошел сквозь меня.
— Мне жаль это слышать.
— Слушайте, я действительно хочу лучшего для вашего сына. Но я знаю доктора Миллс в течение нескольких лет. И она не занимается детьми. Никаких исключений. Сейчас извините меня. Мне нужно…
Мой живот скрутило.
— Пожалуйста, не вешай трубку, — резко сказал я, тревога росла. — Мы провели все дыхательные процедуры и ингаляции. Но ничего, кажется, не помогает ему выздороветь и выписаться. Он становится слабее, и другие пульмонологи полагают, что мы согласимся с подобным расположением вещей. Но я собираюсь бороться за своего сына. Мне нужна доктор Миллс. Пожалуйста. Ему одиннадцать, но он никогда не знал, что значит быть ребёнком. Помогите ему обрести детство.
— Портер, — вздохнула она.
Она снова назвала меня по имени.
— Рита, всё, о чём я прошу, это позволить мне поговорить с ней. Я сделаю всё остальное.
— Всё остальное. Правильно.
Но я никогда не был так серьёзен в своей жизни. Мне надоело смотреть, как из моего сына уходит жизнь. Мне нужна была эта встреча.
— Тебе нравится стейк, Рита?
— Мм…
Я тяжело выдохнул и схватился за последний козырь, спрятанный в рукаве — убить двух зайцев одновременно.
— Я владелец ресторана. Ты организуешь мне встречу с доктором Миллс, а я обеспечу тебя бесплатными стейками на всю твою жизнь.
Я ожидал, что она засмеётся. Возможно, даже повесит трубку и заблокирует мой номер.
Но я ни в коем случае не ожидал заинтересованности в её голосе, когда она ответила:
— Вы владелец ресторана?
Глава четвёртая.
Шарлотта
— С днём рождения, Лукас, — прошептала я, глядя на его фотографию, стоящую на каминной полке Бреди.
Боль в сердце не стала меньше с той самой первой минуты, когда я поняла, что его больше нет. Каждый из трёх тысяч четырёхсот шестидесяти семи дней боли становилось всё больше и больше. Прошло уже почти десяь лет, с тех пор как я последний раз видела своего сына, а раны так и не затянулись. Время вовсе не стало тем чудесным спасением, о котором многие говорили мне. Для меня оно даже не принесло временного облегчения.
Реальность обрушивалась на меня каждое утро, когда я открывала глаза. Хотя, спустя годы, я стала более грубой, а внутри от постоянной агонии, которая стала образом моей жизни, всё застыло.
Я старалась занять себя, держать в руках и изменить жизни других людей, будто наказывая себя за то, что не смогла спасти того, кто действительно полагался на меня.
Таким же актом добровольного самобичевания стал тот факт, что я раз в год приезжала в дом Бреди. С исчезновения Лукаса не было больше ничего, что связывало бы нас вместе. Бог — очевидец, никто из нас не хотел поддерживать навязанные когда-либо отношения. Тем не менее, стоя здесь и уставившись на фото, обрамлённое в рамке, моего новорожденного мальчика, я могла думать только о том, что это мог бы быть его десятый день рождения.
— Ты только что зашла? — нежно спросил Том.
Напялив едва заметную улыбку, я повернулась к нему.
Как и все мы, он постарел. Но старина только шла ему. Как будто песчинки посеребрили его волосы, а маленькие морщинки, который раз собравшись в уголках его глаз из-за улыбки, теперь стали чем-то постоянным, независимо от выражения его лица. Он был далёк от того человека, который опустился передо мной на колени в тот день в парке, который клялся мне, что никогда не сдастся и найдёт моего сына.
Забавно. Оглядываясь назад, я поняла, что ни один раз он говорил, что найдёт его. Просто потому, что он никогда не останавливался.
Как бы странно это ни было.
— Лучше бы меня расстреляли, — тихо ответила я.
После того как он снял свою куртку, то засунул руки в карманы брюк цвета хаки.
— Тогда нас обоих.
Я снова посмотрела на фотографию. Она была такой же, как и на моей прикроватной тумбочке. Долгое время я смотрела на неё и запоминала каждую морщинку на ангельском личике. Тем не менее, увидев её сейчас здесь, в доме Бреди, незапятнанную моими слезами, мне показалась, что она новая.
— Твоя мама только что приехала. У тебя около девяноста секунд, пока она не начала тебя искать.
Мои глаза прищурились, и я вздохнула.
— Боже. Почему они настаивают на том, чтобы проводить этот день каждый год?