А потому что снова надежда стала моим величайшим врагом.
Надеюсь, что я смогу это изменить.
Надеюсь, что я смогу двигаться дальше.
Надеюсь, что другие люди, подобные мне, существуют.
Надеюсь, что, даже если это продлится всего несколько часов, мне больше не придется быть в одиночестве.
Никаких вопросов.
Никакого осуждения.
Никакого притворства.
Бред. Бред. Бред.
Забудь о том, как напрягались соски, когда он ласкал своим мозолистым большим пальцем мою щеку и то, как его чистый, мужественный запах переполнил мои чувства до такой степени, что по позвоночнику пробежала дрожь. А эта пьянящая комбинация похоти и одиночества, которая висела в воздухе между нами, пока я не могла решить, задыхаюсь ли я или мои лёгкие впервые вдыхают свежий воздух.
Моя всеобъемлющая физическая реакция поблекла по сравнению с тем, как его слова проникли в мой разум и обнажили меня.
Портер Риз понял меня.
Не с помощью предложений, а тишины.
Так я думала.
— Мне нужно идти, — прошептала я.
— Клянусь, Шарлотта. Я ничего не говорила ему. Я решила, что он предоставит еду на Флинг, а ты расскажешь ему, что не лечишь детей. Всё хорошо, что хорошо кончается.
Кроме седьмого марта, я плакала не часто. Слёзы обычно вызывались эмоциями, а я старалась испытывать как можно реже.
Хорошее. Плохое. Счастливое. Грустное.
Безразличие всегда было лучше всего.
Но с Портером я что-то почувствовала. Оно было маленьким. Но, когда весь мир напоминает чёрную дыру, даже мельчайшее мерцание походило на свет от маяка.
Не говоря больше ни слова, я прервала разговор.
Затем я завела машину и поехала домой.
Делая всё возможное, чтобы проигнорировать ручейки слёз, стекающих по обеим щекам на мой подбородок.
Глава двенадцатая.
Портер
Она так и не пришла на ланч в «Энтожитос».
Дети остались с моей мамой, поэтому я просидел за столиком, ожидая, больше трёх часов.
Я позвонил. Никто не взял трубку.
Я написал. Она не написала ни одного смс.
Я был вне себя от беспокойства.
Что-то должно быть произошло. Не могло быть, чтобы она просто так исчезла. Не после того как она едва не растаяла после ужина со мной, сжимая пальцы на ногах и задерживая дыхание, когда я наклонился поцеловать ее. Она так испугалась своих грёбаных мыслей, но продолжала цепляться мне за предплечье, как будто хотела вечно держать меня рядом.
Тем не менее, когда воскресенье сменилось понедельником — а потом наступил вторник — мне стало ясно, что именно это она и сделала — исчезла.
Я провёл выходные с детьми, пытаясь всеми возможными способами выбросить мысли о Шарлотте из своей головы. Но в то время как я смеялся или улыбался, её образ представал передо мной.
Я позвонил снова. На этот раз, оставив остроумное сообщение на голосовую почту, по крайней мере, я на это надеялся.
Потом я как истинный сталкер столкнулся со страхом, отправил ей смс с кучей разнообразных картинок с ленивцем, спрашивая, не хотела бы она встретиться с моим братом вместо меня. А в ответ тишина.
Я говорил себе стереть её из памяти. Но это было так абсурдно, что я даже не знал с чего начать. Несколько свиданий и бесконечных улыбок не могли считаться за связь. Всё, что я знал, она могла стать такой же как Кэтрин. И если быть честным это-то и пугало меня больше всего.
Нет. Для того чтобы оставаться в здравом уме, мне нужно отпустить её.
Чёрт возьми, на моих руках двое детей. Я не мог позволить себе увлечься женщиной. Они заслуживают больше, чем это.
Трэвису было лучше — временно. Так всегда было, когда его выписывали из больницы. Они подпитали его стероидами, давая возможность его хрупкому телу бороться, но уже через неделю его состояние будет равно критичному, если не станет хуже.
И из-за моей безумной одержимости к доктору Миллс, когда я попросил её поужинать со мной, вместо того, чтобы записать на приём сына, у нас даже не было точной даты, когда это произойдёт.
Даже зная это, я всё ещё не мог выкинуть мысли о ней из головы.
Утро вторника встретило меня ярким восходом солнца. Разнообразные оттенки оранжевого и персикового искрили на горизонте, когда я будил и одевал детей. И тёплые лучи солнца проникали сквозь окна, заставив меня опустить жалюзи, чтобы Трэвис видел то, чему учит его репетитор. Это был действительно прекрасный день. Ханна уговорила мою маму выйти с ней на улицу покачаться на качелях в тот момент, когда она приехала.
Я уехал с работы на несколько часов позже, и как только парадная дверь закрылась за моей спиной, на меня, не обращая ни на что внимание, в то же мгновение набросилась ночь.