Что-то вспыхнуло в её глазах, медленно проступало сквозь черты лица, а затем пронизало с ног до головы.
Кирпич за кирпичиком её стена разрушалась.
— Мне очень жаль, — выдохнула она.
Я прикоснулся своими губами к её, умоляя Шарлотту поверить мне.
— Я не просил тебя заниматься лечением моего ребёнка. Да, я надеялся на это, но не только по этой причине я хочу быть рядом, поняла?
Она кивнула, слёзы заполнили её глаза.
— Твой малыш выжил?
— Да. — Я провёл большим пальцем по её щекам.
Искаженный вздох облегчения вырвался из-под её полу приоткрытых губ.
— А твоя жена?
Я с трудом сглотнул и отвернулся.
— Нет.
После этого комнату заполнила тишина, но мы больше и не нуждались в словах. Мы стояли здесь, спина Шарлотты прижата к стене, грудь к груди, так близко, что даже воздух не мог просочиться между нами.
Двое людей в темноте.
Никаких вопросов.
Никакого осуждения.
Никакого притворства.
Пока она не решила обратиться к свету.
— Потеря жены не считается, — сказала она так тихо, что я едва расслышал.
— Что? — выдохнул я, прижав руку к её спине и подвинув к себе ближе.
— Ты выбрал любовь к ней. И ты можешь отпустить её.
Моя ладонь дрогнула на её пояснице, а голова закружилась.
Те слёзы, заполнившие её глаза, наконец заструились по её щекам.
— У меня никогда не было выбора, Портер. Его отобрали у меня.
Желудок скрутился.
— Я не побуждал тебя открыться мне также. Никаких вопросов, помнишь?
Она покачала головой.
— Это просто въелось мне в мозг — любовь к нему. Утром, днём и ночью. А потом… он исчез. — Отвратительный, душераздирающий звук вырвался из её горла, врезавшись в меня как силовой удар.
Я покачнулся на каблуках назад, успев до этого стать к ней ближе.
Я держал её так, будто мог вернуть обратно. Но, Боже, я пытался, пока она плакала в моих объятиях.
— Лукас, — задыхалась Шарлотта, её слезы впитались в мою рубашку. — Это была моя вина. Я оставила его одного в парке. Всего на секунду, но кто-то забрал его. Прошло уже десять лет, а я до сих пор не знаю, жив он или нет.
— О Боже, — выдохнул я, боль сжала мою грудь.
— Такая любовь не умирает, Портер. Она лишь растёт в темноте, и я не в силах остановить её.
— Хорошо. Хорошо. Шшш, — уговаривал её я, мой разум едва ли мог формулировать мысли за грохотом моего сердца. — Я тебя понял.
— Ты не понимаешь! — закричала она, пытаясь оттолкнуть меня, но я не отпустил её.
— Нет, понимаю, — заверил я.
Она продолжала корчиться в агонии в моих руках, но как только обхватила меня за спину, стало ясно, что она больше никуда не уйдёт.
— Никто, чёрт возьми, не понимает. Весь мир просто продолжает жить без него. А я больше не могу этого делать. Я не могу двигаться дальше. Я пытаюсь. И пытаюсь. Но больше не могу. Мне нужно что-то, чтобы остановиться, Портер.
Потянув её за шею, я прижал лицом к своему плечу и пробормотал:
— Я остановлю тебя. Клянусь Богом, Шарлотта. Я остановлю тебя.
Она прильнула ко мне, переполненная отчаянием.
— Я не могу вылечить твоего сына.
Я зажмурил глаза.
Чёрт. Она действительно не могла.
Стыд разъедал меня изнутри. Часть меня всё ещё надеялась, что она это сделает.
Но ведь были и другие врачи.
А еще её альтер эго.
— Всё хорошо, — пробормотал я ей в волосы.
— Я хочу этого. Я клянусь, что сделала бы это для тебя. Но дети и я… Мы не подходим друг другу. Они все напоминают о нём. Каждый ребенок. Мальчик или девочка — не имеет значения. Все они похожи на него.
Я потер её спину.
— Шшш… всё хорошо.
— Мне так жаль.
— Мне тоже. — Я откинул голову назад, уставившись в потолок. — Чёрт. Мне тоже, Шарлотта.
Она продолжила извиняться, а я позволил ей это сделать, видя, что она, таким образом, успокаивается. Она не должна была — не обязана.
Мы стояли так долго, наши колотящиеся сердца заполняли тишину. Не желая присесть — или вообще двигаться — наши тела покачивались, как будто мы пытались найти гармонию, чтобы стать одним целым.
Она в моих объятиях.
Я в её.
Никаких вопросов.
Никакого осуждения.
Никакого притворства.
Но чем дольше мы стояли, тем больше я осознавал три вещи, которые становились нашими самыми большими проблемами. Надежно укрывшись в моих объятиях и слушая её тихие признания, на меня обрушилась реальность как тонна кирпичей. Я отец-одиночка, преследующий женщину, которая не могла справиться с присутствием ребёнка рядом.