Она никогда не была моей, пока, наконец, не оказалась в моих руках, но я осознал, что все равно потерял её.
Глава тринадцатая.
Шарлотта
Я всю оставшуюся жизнь буду помнить те моменты, проведённые с Портером Ризом в моём кабинете.
Тот момент, когда мир, наконец-то, остановился, даже если на самом деле это было не так.
Пациенты ожидали моего внимания, но мне было всё равно. Я ждала более десятилетия, чтобы безболезненно сделать хоть один вдох. И как бы я не старалась отрицать это, ничто не причинит мне вред рядом с Портером, даже если нас окружала тьма.
Как Портер это сделал, я не знала. Он не до конца понимал мою ситуацию. Но и не притворялся. Он не забрасывал мудрыми словами или советами, или не пытался рассказать мне, как жить дальше. Он просто слушал и обнимал меня.
Он что-то говорил, я знаю. Но те моменты были переполнены эмоциями. Это было чем-то само разумеющимся рассказать ему о Лукасе. Наши ситуации были другими, но похожая тень прошлого отпечаталась на обеих наших душах.
Но когда я цеплялась за него, пытаясь выполнить непосильную задачу — собраться в одно целое, меня озарило, что тьма — это всё, что у нас было.
При свете мы жили в противоположных друг от друга полюсах.
У Портера были его дети. Его будущее заключалось в балетных спектаклях и бейсбольных матчах. А после того как я услышала его историю, я была рада за него. Правда. Но я не смогла стать частью этой жизни.
Это была его. А не моя жизнь.
А когда он послал мне грустную улыбку и большими пальцами потёр под моими глазами, я поняла, что он тоже это осознал.
Надо же было мне связаться с отцом-одиночкой. К тому же испытывать ещё такие чувства. У моей кармы явно садистские наклонности.
Взглянув наверх на него, я тихо спросила:
— Итак, что теперь? — тем не менее, я не хотела его ответа.
Он пожал плечами, но не безразлично. А разочарованно. Душераздирающе. Это было так правдоподобно, и не имеет значения, что я хотела обратного.
Я вздохнула.
— Даже если мои слова прозвучат как от влюблённой девочки-подростки, ты мне всё равно нравишься.
Его лицо просветлело.
— Мне нравятся девочки-подростки, — брови Портера нахмурились, когда он быстро поправился: — Неважно. Забудь об этом. В голове это прозвучало лучше.
Хихикая, я стиснула его.
Застонав, он ответил:
— Есть ли шанс вернуться в субботний вечер?
— Он что-нибудь бы изменил?
Портер наклонил голову, чтобы лучше видеть меня, его голубые глаза потемнели и посерьёзнели.
— Нет. Но это не значит, что я не повторю своего предложения.
В желудке что-то перевернулось. Боже, он был таким хорошим.
Это может сломать меня ещё больше, чем то, что я позволила ему уйти, но мне нужно покончить с этим прежде, чем у меня появится возможность умолять его остаться.
— Портер, я бы хотела. Я просто… — Я закрыла глаза и выскользнула из его объятий, признавшись самой себе, что одно слово, которого я боялась, начало диктовать, как мне жить. — Не могу.
— Знаю, — ответил он, позволив своим пальцам остаться на моём плече, пока я ещё была в пределах его досягаемости.
Обхватив талию рукой, я пыталась вытолкнуть холод, завладевший мной от потери его тепла, и выдохнула:
— Извини.
Его губы — красивые, пухлые, созданные для поцелуев — скривились.
— Не извиняйся. Всё в порядке. Серьёзно, не так уж я и хорош. Поверь мне. Ты заслуживаешь лучшего.
Я закашлялась одновременно и от смеха, и от слёз. Указав на глаза, я ответила:
— Это нелепо. Мы едва знаем друг друга. Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая.
Он усмехнулся, этот глубокий, мужественный звук, который я так сильно любила, лишь усилил боль внутри моей груди.
— Если ты сумасшедшая, Шарлотта, я — безумный. И это действительно хреново.
Боже! Тот факт, что он чувствовал то же самое, лишь делал ситуацию ещё хуже.
Портер убрал с плеча мои волосы, легко касаясь своими пальцами моей кожи.
— Как насчёт этого? Если ты когда-нибудь решишься, обещай мне, что я буду первым, кто об этом узнает. Думаю, я задолжал тебе поцелуй.
Я выдохнула в ответ и спросила:
— Сколько лет твоей дочери?
— Почти четыре.
Я проглотила смешок.
— Ты везунчик. Женщины Миллс в таком возрасте и правда хороши. Имею в виду, что из-за своего трудолюбия, я умру от сердечного приступа прямо на рабочем месте, когда мне исполнится сорок, но если я продержусь так долго, тебе действительно угрожает опасность.
Он улыбнулся, а мне снова захотелось заплакать. Боже. Что, чёрт возьми, со мной творится?