— Меня вырвало.
Не сводя глаз с медленно ползущей передо мной машины, я ответил.
— Тебе уже лучше, девочка моя?
— Нет, — простонала она и разрыдалась. — А теперь я не могу съесть фруктовый лед.
— Что? — я рассмеялся над случайностью этого утверждения.
— Бабушка сказала, что я могу съесть фруктовый лёд после ужина. Но когда меня вырвало в прошлый раз, ты сказал мне не есть его, потому что от этого у меня заболит живот.
Я усмехнулся.
— Но бабушка сказала, что тебя вырвало только потому, что ты кашляла. Так что я не думаю, что фруктовый лёд чем-то навредит. Передай бабушке, что я разрешил тебе съесть один. — Я сделал паузу перед тем, как внести поправку. — Только не ешь красный, на тот случай, если я ошибаюсь, и тебя действительно вырвет.
— А как насчёт жёлтого?
Я усмехнулся.
— Да. Жёлтый звучит идеально. — И легко отстирывается.
Она шмыгнула носом.
— Когда ты вернешься домой?
Я вздохнул и перевёл взгляд на Шарлотту, которая грызла ноготь большого пальца, как будто у неё была личная вендетта против него, её глаза были направлены в окно.
Чёрт.
Чёрт.
Чёрт.
Я отчаянно нуждался в том, чтобы провести с ней время.
Но мой ребёнок нуждался во мне больше.
— Скоро, — прошептал я.
Голос дочери оживился.
— Можно я посплю в твоей постели, пока ты не вернёшься домой?
— Конечно.
— Ура! Папочка сказал… — её голос затих вдали.
Я проехал ещё несколько футов и включил сигнал, чтобы на следующем повороте вернуться в ресторан.
— Портер? Ты всё ещё здесь? — спросила мама.
— Да.
— Хорошо. Мне нужно идти, пока она не выбила дверь, чтобы добраться до Трэвиса. Но увидимся вечером, когда ты освободишься.
Я нажал на тормоза, когда движение снова остановилось, и закрыл глаза.
— Люблю тебя, мама.
— Я тоже тебя люблю, — ответила она, а потом, перед тем как повесить трубку, я услышала её крик: — Ханна Эшли Риз, не открывай эту дверь!
Положив телефон на колени, я повернулась к Шарлотте.
— Мне нужно домой. Ханна заболела.
Она даже не взглянула на меня.
— Всё в порядке. Я понимаю.
— Шарлотта, мне очень жаль.
Внезапно она повернулась, и её пустые глаза уставились на меня.
— Не делай этого, — прошептала она. — Никаких извинений. Не в темноте, но особенно не на свету.
Мои брови взлетели вверх.
— Мы на свету?
Она моргнула, и слёзы заблестели в её глазах.
— Я там же, где и ты, Портер. А для тебя темнота даже не существовала, когда ты говорил по телефону.
— Милая, — выдохнул я, моё сердце разрывалось, даже когда оно увеличивалось.
— Я пытаюсь, — прошептала она.
Я притянул её к себе и поцеловал в лоб.
— Я знаю, что это так.
— Она кашляет?
Моя рука сжалась, и я пробормотал.
— Я уверен, что это просто простуда.
Пальцы Шарлотты напряглись на моей руке, а затем она шокировала меня до чёртиков.
— Если ты зайдёшь в аптеку, я помогу тебе выбрать хорошее лекарство от кашля и подобрать подходящую дозу для её веса.
Я тяжело вздохнул, когда мой желудок скрутило.
— Ты не должна этого делать.
— Да. Я знаю, Портер. Я, правда, на самом деле хочу.
Именно в этот момент я почувствовал росток надежды в своей груди.
Моё тело с рёвом ожило, и невероятное спокойствие нахлынуло на меня.
Оно было тёплым и плотным, сильно отличаясь от пустого холода, который я обычно носил с собой. В конце концов, это настигнет меня, и я буду вынужден признать это. Но до тех пор я собирался лечь на спину и дать ему вырасти.
Так мы просидели несколько минут.
Двигаясь бампер к бамперу.
Мои губы на её лбу.
Её рука вцепилась в мою руку.
Но она была права.
Мы сделали это на свету.
Глава двадцать первая
Шарлотта
Солнечный свет просачивался сквозь занавески, когда меня внезапно выдернул из сна стук в мою парадную дверь.
Я лежала на боку, согнув колени, засунув руку под подушку, одна нога поверх одеяла, другая под ним, но даже после того, как я открыла глаза, я всё ещё была в мире грёз.
Твёрдое, обнаженное тело прижималось к моей спине, одна рука была вытянута под моей шеей, другая обвилась вокруг моих рёбер, его рука держала мою грудь, его тепло обволакивало меня.
Портер удивил меня накануне вечером, объявив, что он не только взял выходной (чтобы провести его со мной), но и попросил своих родителей остаться с его детьми, чтобы мы могли провести целые сутки наедине. Моё сердце почти выпрыгнуло из груди, а тело определённо прыгнуло в его объятия. Я не могла вспомнить, когда в последний раз была так взволнована чем-то.
Мы носили одежду в течение всего тридцати минут той ночью. И это не включало в себя пить пиво и есть китайскую еду на моём диване. (Портер неохотно согласился надеть брюки, прежде чем открыть дверь для посыльного.)