До веника с совком тоже надо ещё добраться, они как раз за стулом, на котором продолжает стоять сын.
— Мама расстроится, — шепчет Матвей, продолжая шмыгать носом. — Она просила меня на лазить за сахаром.
— Мы ей не скажем, — качаю головой, примериваясь, как бы дойти до ребёнка, и тут же задумываюсь, а правильно ли говорить такое?
— Мама говорит, врать нехорошо, — назидательно выдаёт Матвей, правда, тут же опять всхлипывает.
— Твоя мама абсолютно права, — осторожно продвигаюсь вперёд и наконец оказываюсь рядом с сыном. — Но знаешь, что я тебе скажу? О женщине надо заботиться! И если какие-то проблемы мужчина может решить, не ставя её в известность, то это нужно делать, не задумываясь! Обхвати меня за шею, я перенесу тебя на диван.
Ребёнок делает, что сказано, я беру его на руки. Прикусываю губу — чёртовы рёбра напоминают о себе неприятными ощущениями — и быстро пересаживаю Матвея.
— Значит, мы решим проблему, чтобы мама не расстраивалась? — сын смотрит на меня внимательно.
— Именно это мы с тобой и сделаем, — киваю я, — мы же мужчины?
— Да, — Матвей уже почти успокоился и уверенно кивает в ответ.
— Вот и отлично!
На то, чтобы ликвидировать последствия аварии, у нас уходит весь остаток утра. Завтракать веду ребёнка в ближайшее кафе — новую варочную панель я заказал и даже заплатил за срочность, но всё равно её доставят только на следующий день.
Видимо, лимит происшествий на эти сутки оказывается исчерпанным, потому что день проходит спокойно. Я вовремя привожу ребёнка на занятия математикой, вечером мы вполне убедительно разговариваем по видеосвязи с Марусей, сообщая, что у нас всё прекрасно, на следующее утро мне удаётся не забыть захватить для Матвея кепку. И после того как двое рабочих споро устанавливают новую варочную панель, я даже расслабляюсь. А зря.
Из дверей детского сада Матвей выходит чем-то жутко недовольный. Оглядывается на крикнувшего ему что-то вслед мальчишку, но ничего не говорит, а затем ещё и спотыкается о какой-то камень, неудачно лежащий сбоку тропинки, зло пинает его, и я слышу:
— Да бл…
— Матвей!!! — обрываю ребёнка, лихорадочно соображая, где он мог так «удачно» пополнить лексикон.
Вроде бы я ничего такого при нём всё-таки не говорил… Чёрт, Маруся меня убьёт! Стоило оставить сына с отцом на два дня, и нате вам, пожалуйста…
— Это очень плохое слово, — присаживаюсь перед подошедшим Матвеем на корточки. — Очень плохое и очень грубое, и любой человек, когда говорит его, выглядит плохо и грубо. Откуда ты его узнал?
— От Пашки, — шмыгает носом ребёнок. — Его папа всё время это слово говорит.
— И где этот… Пашка? — оглядываюсь по сторонам, потому что очень хочу сказать пару ласковых его папаше.
— Нигде, — ворчит Матвей, отводя глаза.
— Дело ведь не только в плохом слове? — внимательно смотрю на сына. — Это Пашка кричал тебе? Что-то обидное?
Он кивает, пожимает плечами и молчит, как партизан. Выпрямляюсь. Похоже, ничего мне сейчас у него не узнать. Может быть, Маруся и смогла бы его разговорить, а я пока даже не знаю толком, с какой стороны подступиться.
Но всё решает случай. Потому что у самого забора, уже на выходе с территории, мы сталкиваемся с тем самым пацаном. И идущий с ним рядом папаша, дёрнув ребёнка за руку, командует ему поторопиться, причём именно теми словами, которые детям знать не следует.
— Следите за своим языком, — сдерживая злость, цежу почти в лицо щупловатому мужику.
— А ты кто, бл…, такой, чтоб мне указывать? Пошёл на… — тут же выплёвывает этот придурок.
— Матвей, отойди, — прошу ребёнка быстро и негромко, подтолкнув его в сторону, а сам, развернувшись к кретину, быстро подхватываю его за грудки и пихаю к решётке забора, вжимая туда как следует.
Очень надеюсь, что ему не придёт в голову бить по не до конца зажившим рёбрам. В больницу не хочется. Но просчитал я правильно — во-первых, он помельче меня, во-вторых, такие, как дело доходит до драки, всегда предпочитают сваливать в кусты.
— Я — отец Матвея, — говорю достаточно внушительно. — И не дай бог я ещё хоть раз услышу, как ты или твой сын материтесь при моём ребёнке!
— Да ладно, чо ты, мужик, — это убожество смотрит на меня со страхом. — Погорячился я, извини, ну?
Тряхнув напоследок, отпускаю его, с трудом сдерживая желание вытереть руки.
— Пойдём, Матвей, — оборачиваюсь к мальчику, который смотрит на меня круглыми глазами.
Глава 23
Алексей
— Ты сказал, ты мой папа? — ребёнок наклоняет голову к плечу, а мне хочется постучать себя по голове. — Это правда?