— Я тоже, — целую его, но быстро отстраняюсь. — Всё-таки схожу в душ.
Переодевшись и подсушив волосы, захожу на кухню. И опять ловлю то же ощущение — что-то не так. Да что за чёрт?
— Что-то поменялось, — говорю задумчиво.
— А? — Алекс дёргается, выплёскивая чай себе на руку, шипит и суёт кисть под холодную воду.
— Сильно обжёгся? — встревоженно подскакиваю к нему.
— Нет, всё нормально, — он встряхивает рукой, вытирает о полотенце. — Чаю?
— Да-а, — поворачиваюсь и невольно округляю глаза. — А что с плитой?
— А что с ней? — у него такой виноватый вид, что мне становится смешно.
— Алекс, ты совершенно не умеешь врать, — с трудом сдерживаю готовую расплыться улыбку.
— Обычно умею, — выдаёт это чудо. — Это ты на меня как-то неправильно влияешь!
— Да ладно тебе, — обнимаю его за талию, прижимаюсь головой к плечу. — Давай рассказывай, что у вас тут стряслось?
— Мама? — раздаётся сонный голос.
— Привет, мой хороший, — оглядываюсь и подхватываю вышедшего из детской Матвея на руки. — Как ты себя чувствуешь?
— Устал, — жалобно отвечает сын, обнимая меня.
— Так всегда бывает, когда болеешь, — успокаиваю ребёнка и сажусь с ним вместе на диван. — Но тебе уже лучше, температуры нет.
— Папа Лёша давал мне лекарство, — невнятно отвечает он, уткнувшись мне в шею, и я вскидываю взгляд на Алекса. Тот выглядит ошарашенным. Видимо, это первый раз. Улыбаюсь мужчине сквозь слёзы, навернувшиеся на глаза, и он резко отворачивается.
— Матвей, налить тебе чаю? — говорит, откашлявшись.
— Да, с лимоном, — кивает сын.
Мы все пьём чай, а потом Алекс относит сонного ребёнка обратно в кровать и, вернувшись, утягивает меня в спальню.
— Он уже опять заснул.
— С ним всегда так, когда болеет, — пожимаю плечами, прижимаюсь к мужчине потеснее. — Пусть спит, во сне выздоравливают. А ты как себя чувствуешь? Как твои рёбра? И ты так и не ответил насчёт плиты, я уж молчу про драку, о которой мне ляпнул Матвей!
— Анге-ел, — стонет Алексей, — давай не сегодня, а? Всё объясню, обещаю…
— Ладно уж, отдыхай, — фыркаю ему в плечо.
Мне действительно всё объясняют. Когда Матвей уже чувствует себя хорошо. И я выговариваю двум виноватым заговорщикам, что маме врать бесполезно, потому что она всё равно выяснит правду, и тогда достанется сильнее, чем если бы сразу признались. В ответ меня целуют с двух сторон и дарят один — конфеты, а другой — букет цветов.
Ну и как на них сердиться? Это же совершенно невозможно!
Спустя пару недель мы собираемся в доме у Добрыниных со всем нашим детским садом. Матвей, как самый старший, развлекает двух кнопок — трёхлетнюю Ярославу и Веронику, дочку Ани и Никиты, которой чуть больше двух, неподалёку явно в надежде на мясо со стола крутятся два кота — рыжий и чёрный, за всем этим бедламом ухитряется приглядывать Герман, Анин отец. Ему уже далеко за семьдесят, но энергии у него до сих пор хоть отбавляй, даже и не скажешь, что несколько лет назад перенёс тяжёлую операцию.
Мы с подругами сплетничаем на веранде, сидя в удобных лёгких креслах вокруг низкого плетёного стола, наши мужчины в это время оккупировали мангал.
— Никита хочет, чтобы в этот раз я вышла в декрет пораньше, — Аня поглаживает заметно округлившийся животик.
— А ты? — Мари потягивает сок, краем глаза наблюдая за катающимися по густому газону детьми.
Аннушка фыркает.
— Может, я и соглашусь, — пожимает плечами и сладко потягивается. — Пусть ещё поуговаривает.
Хлопает калитка, и дети, завизжав, кидаются вперёд.
— Тётя Алина!
— О, Алинка приехала! — Мари привстаёт и машет рукой сестре.
Та подходит к нам спустя пять минут, увешанная нашими отпрысками. У неё самый настоящий талант обращаться с малышами, они от неё не отлипают. Мы все раньше думали, что она пойдёт в педагогику, но Алина ухитрилась поступить в известный университет на юридический факультет и упорно учится, не собираясь связывать свою жизнь с работой с детьми.
— Не знаю, что я буду делать, когда вы родите ещё по одному, — смеётся девушка. — У меня уже сейчас рук не хватает!
Тут же занимает детей какой-то игрой и спустя пять минут они уже носятся самостоятельно, а Алина поднимается к нам на веранду.
— Привет всем, — выдыхает, падая в кресло.
— Ну что? — Мари нетерпеливо обращается к сестре, но та недовольно морщит носик.
— Эти гады так и слились, — расстроенно машет рукой и берёт со стола стакан с соком.
— А что случилось? — я перевожу взгляд с одной на другую.
— Алинка договаривалась о серьёзной практике на лето, — начинает Мари, скривив рожицу. — Ей пообещали место в одной конторе, у которой была договорённость с университетом, даже с оплатой!