Татьяна Гармаш-Роффе
Дедушка для сиротки
«Я ее ненавижу! Эта гламурная дура с невинным личиком — на самом деле хищная, мерзкая пиявка. Она пьет мою кровь, благодаря чему она сейчас там, на экране, под восхищенными взглядами публики! Лживое ничтожество, как искренне она улыбается, отвечая на вопросы идиота ведущего! Сейчас начнет про свой новый роман рассказывать… СВОЙ роман, о боги!»
Николай крутил в одной руке пульт, разрываясь между желанием вырубить ящик или все же послушать, что эта дрянь там несет, — а в другой стакан с неразбавленным виски.
Один в квартире, будто в клетке. И это 31 декабря, когда все носятся, как пациенты психушки при пожаре! Поклонников у него нет, от друзей он отвернулся сам, поскольку стал раздражительным и желчным… Жена ушла два года назад. Когда-то он был симпатичным весёлым парнем, девушки липли. Одной удалось его на себе женить. Но не прошло и месяца, как она потребовала, чтобы он зарабатывал приличные деньги.
— Ты ведь знаешь, что я пишу книгу, — ответил он ей тогда. — Подожди немножко, ее напечатают, и будут у нас деньги!
Пока что он тогда пробавлялся написанием статеек в интернете на заказ.
Она согласилась: ей пригрезилась мужнина слава, в лучах которой она будет греться и нежиться.
Наконец он закончил роман. Отправил в издательство. Оттуда позвонили на удивление быстро и пригласили… к самому Главному Редактору! На встречу он не шёл — летел.
Напрасно.
«У вас прекрасный стиль, — сказала ему сухопарая шатенка со светлыми холодными глазами, которая Главным Редактором и являлась. — Но нет сюжета. На такую литературу сегодня не имеется спроса. Напишите любовный роман — у вас бы отлично получилось, вы тонко описываете ощущения… И тогда мы вас издадим!»
Он хлопнул дверью.
Любовный роман, слышали?! Эти бездари… Никакого вкуса, никакого понимания литературы!
Он обошёл все московские издательства. Ответ был тем же: «Прекрасный стиль… но нет сюжета».
Жена вскоре спросила: и зачем я вышла за тебя замуж?
Он искренне удивился: он понятия не имел зачем.
Она собрала вещи и уехала к маме. А он упрямо начал писать следующий роман. Бессюжетный и изысканный.
И вдруг ему позвонили. Из того, первого издательства. И пригласили на беседу.
Он снова летел, как на свидание к любимой. Его талант оценили!
Главред любезно предложила ему кофе. Ему такое начало не понравилось. Если его роман решили напечатать, чего тянуть кота за хвост?
— Я помню вашу замечательную, талантливую прозу… — в ее голосе прозвучала льстивая нотка, и Николай окончательно понял, что публиковать его не собираются.
Не ошибся он. Ему предложили… Предложили написать книгу для … страшно выговорить… Негром ему предложили стать!
Для одной светской дуры, победительницы какого-то идиотского конкурса! Чтобы все думали, что за чистым гладким лобиком копошатся хоть какие-то мысли… И в придачу к ним — талант!
Он вскочил со стула, кипя негодованием, — но тут же рухнул обратно, сраженный суммой гонорара, которую Главред поспешила озвучить. На такие деньги он мог бы безбедно прожить почти год! И закончить второй роман!
И потом, это хоть какая-та лазейка в издательский мир. Там, глядишь, и его книги напечатают!
Он тогда ещё не знал, что соглашается на кабалу, из которой невозможно выбраться. Негры никогда не становятся белыми людьми.
За два года он написал три книжонки для дуры, которая успела трижды перекраситься: из блондинки в шатенку, из шатенки в рыжую, потом снова в блондинку. Отметила этапы, так сказать, своего духовного пути.
Первая же его книжка под ее именем произвела фурор.
Сюжет выдала Главред: жизнь якобы сиротки и детдомовки, которую якобы мучил гнусный педофил директор и которая сумела несломаться, сохранить чистый и невинный взгляд на мир… и прочая туфта. ГлавРед так и сказала, с неподражаемым сарказмом: туфта. И он, Николай, приложил весь свой талант, свой бесценный Дар, — чтобы расписать туфту убедительно.
«Сиротка» взлетела в рейтингах до небес.
Читатели рыдали взахлеб. Распродажи бумажных носовых платков повысились в несколько раз. О том, что книжка фальшивая от начала до конца, не знал никто, — зато написана она была блистательно! Им, Николаем Гридиным. Но об этом тоже не знал никто. Он, по договору с издательством, не имел права сказать правду даже самым близким! Для всех он оставался неудачником и бездарью. Народ ведь судит как: раз не печатают, значит, бездарный. А раз печатают, значит…