В шесть часов вечера Наташа не пришла.
Не появилась она и в семь часов, и в восемь…
К этому времени Павел, ждущий с пяти, выпил уже бутылку коньяка, не закусывая, поскольку ничего кроме спиртного в него не лезло,
«Ну и ладно, — думал он, — ну и не пришла, ну и ладно…»
Он налил себе вина и выпил.
Что-то мешалось на кончике носа. Павел машинально провел ребром ладони. Ладонь стала мокрой.
«Вот это да, — усмехнулся он. — Сопли распустил. Баба не пришла, а наш герой рыдает».
Павел попробовал всхохотнуть, но это у него не получилось.
— Ну и ладно. А что, всплакнуть нельзя? Самому Счастливому Человеку все можно! — выкрикнул он, обращаясь к пустому креслу, и вдруг осекся, угрюмо посмотрел на бутылку и налил себе еще фужер вина.
Мысли спутались.
— Права она, — вспомнил Павел слова Наташи, сказанные в первый день знакомства. — Права. Никакой я не счастливый. Фуфло все это. Хотя у меня все есть. А что у меня есть? Как что — дом, деньги, слава. Каждая собака знает в лицо Павла Бабикова.
Он икнул и печально рассмеялся. Затем взял в руки бутылку и, потрясая ею, заговорил вслух, растягивая слова:
— Ка-кая сла-ва? Кре-тин! Да кому я ну-жен? Рекла-аму на мне сде-ла-ли. Ре-екла-аму-у.
Он допил из горлышка вино и отбросил бутылку в угол. Она мягко ударилась о ковер, крутанулась и застыла.
— Не выйдет! — вдруг заорал он и стукнул кулаком по столу, отчего вся посуда подпрыгнула и обиженно звякнула.
— Не выйдет, — повторил он, но уже тише. — Никто у меня Наташку не отнимет. Найду. Из-под земли достану.
Павел встал из-за стола и, покачиваясь, сделал шаг по направлению к двери.
— А этой дуре, — Павел остановился. — Этой шлюхе мазанной оставлю дом, машину. Пусть делает, что хочет. Уйду к себе в музей, то есть в квартиру мою однокомнатную. А музей мы с Наташкой похерим.
Бабиков пошатнулся, но устояв, двинулся дальше к выходу.
— А эта бигудистая тварь пусть лижется со своими, то есть с моими, активистами.
Тут Павел вспомнил, что активисты, охраняя его счастливую жизнь, стоят за дверью.
«Как они мне надоели, — подумал он, — крутятся под ногами. Никакой свободы. Ну нет! Сейчас я от них сбегу».
И с этой мыслью, резко распахнув дверь, вышел в общий зал ресторана.
Активисты окружили его.
— Ребята, — Павел скривил губы. — Не волнуйтесь. Я в туалет. Пописаю и вернуть.
Активисты проводили его до туалета, причем двое вошли туда перед ним, проверили нет ли там кого-либо, вызывающего подозрение, и только после этого пропустили в интимное помещение Бабикова. А сами встали у дверей, задерживая и посылая в обратный путь посетителей ресторана, решивших не вовремя облегчить свое физическое состояние.
— А я все равно от вас сбегу, — шепнул Павел и прикрыл пальцем рот.
Осмотрев помещение, Бабиков заметил небольшое окно под потолком. Подтянувшись, он влез на высокую стенку кабины, открыл окно и героическим усилием протиснулся в отверзшийся квадрат.
На улице было свежо. Дул легкий ветерок. Стемнело.
— Ура, — тихо сказал Павел. — Я на свободе. Я один. Ура.
Он сделал несколько шагов и зацепившись за что-то, растянулся во весь рост. Упал он на траву и какого-либо неудобства при этом не испытал.
— А что, — размышлял он, — ну упал, ну мягко. И прекрасно. Травка-то какая душистая.
Он ласково погладил траву и, приподнявшись, огляделся.
— Ба! Да я кажется, в парке. Вот замечательно! Сто лет не был в парке.
Он отряхнулся и, собравшись с духом, нетвердо зашагал по аллее в неизвестном направлении.
Вскоре до его слуха донесся шум автомобилей и за деревьями замелькали огни фар.
— Вот и чудесно, — зевнул Павел. — Сейчас найду автомат и позвоню. Она ждет моего звонка. Она просто не смогла приехать. Наверное, маме стало хуже. Ничего. Я сам к ней поеду. Возьму такси и поеду…
В этот момент из-за стоящей неподалеку будки раздался стон и звук глухого удара с синхронным шепотом:
— Молчи, падла!
Павел обошел будку и увидел, как два парня, один длинный и тощий, а другой низкорослый, кривоногий, пытаются отнять сумочку у худенькой девчонки. Девчонка, ошалев от страха, вместо того чтобы отдать эту дурацкую сумочку, вцепилась в нее намертво.
— Эй, мальчики, — Павел, покачиваясь, подошел вплотную, — а чем это вы тут занимаетесь?
Долговязый резко повернулся к Бабикову, в воздухе сверкнуло лезвие и острая боль в нижней части живота согнула Бабикова пополам.