— Я с телевидения, младший редактор отдела музыкально-развлекательных программ. Вы не могли бы сегодня выступить в прямом эфире и поделиться впечатлениями от вашего путешествия?
— Я вообще-то… — сник Павел.
— Прошу вас. Если вы откажетесь, меня снимут с работы.
— Ладно. Когда?
— В семь часов. Я встречу вас у центрального входа. Спасибо вам большое.
— Не за что, — буркнул Павел, вешая трубку. — Вспомнили. Опять начинается карусель. Ни минуты покоя!
Машина стремительно мчалась по шумным московским улицам, плавно тормозя на перекрестках.
Со всех сторон на Павла взирали безмятежно улыбающиеся Бабиковы:
— Самый Счастливый Человек Года предпочитает «пепси-колу»!
— Самый Счастливый Человек Года хранит свои сбережения в…
— Самый Счастливый Человек Года носит галстук объединения…
— Самый Счастливый Человек Года пользуется презервативами…
Не было ни одного здания, где бы Павел в красочно распечатанном виде не рекламировал какое-нибудь очередное достижение цивилизации.
«Интересно, — думал Бабиков, — когда это меня с надутым презервативом запечатлели? Вроде никогда этими штучками не баловался. Постой, посто…» — он напрягся, пытаясь припомнить, мучительно нахмурив лоб, почесал затылок, хлопнул наконец себя по колену с возгласом: «A-а!», но так и не вспомнив, закурил сигарету, рассеянно оглядывая переходящую проспект девицу в шортах и желтой футболке, на которой опять же Бабиков, опять же улыбаясь, приглашал посетить восточное побережье какой-то замечательной страны с голубым заливом, сочно-зелеными пальмами и ослепительно белым песком.
У телецентра Павла действительно ожидала девчонка, младший редактор, которая и провела его по лабиринтам этажей в студию, где было все готово к прямой трансляции.
Сидящие в студии люди встретили Бабикова радостной овацией. Передача началась.
После эфира ведущая, симпатичная бабенка лет тридцати, пригласила Павла на чашку кофе.
Уютный маленький кабинет был оклеен плакатами эстрадных звезд, среди которых Бабиков нашел и парочку своих портретов, подумав при этом, что нет, наверно, ни одного дома, где бы он не лыбился на разнообразных хозяев, излучая свое невероятное счастье.
Ведущая, вспоминая удачные моменты только что отработанной передачи, заправляла электрокофеварку, жарила тосты и беспрестанно поправляла слегка распахивающееся на груди платье.
Когда она наклонилась и поставила перед Бабиковым чашечку с кофе, платье, совершенно обнаглев, распахнулось напрочь, обнажив маленькую аппетитную грудку с выпуклым лиловым соском.
— Ого! — не удержался Павел.
— Дурацкое платье! — смутилась ведущая. — В нем только перед камерой сидеть, нога на ногу.
— Ерунда! — рассмеялся Бабиков. — Прекрасное платье! Оно позволяет увидеть то, что скрывать просто грех.
— Вам понравилось? — кокетливо покраснев, вопросила женщина, присаживаясь рядом.
— Очень, — честно ответил Бабиков, отпив кофе. — Но как-то очень уж мимолетно. Таким зрелищем можно было бы наслаждаться и подольше.
Ведущая игриво улыбнулась:
— Говорят, вы невероятно сексуальны. Это правда?
Вместо ответа Павел привлек женщину к себе и примерно через полчаса кофе пришлось разогревать заново.
На выходе его ждал еще один сюрприз, но уже отнюдь не такой приятный, как в кабинете ведущей.
В тот момент, когда он подходил к стеклянной двери, на улице случился сильный взрыв.
Дым рассеялся и глазам предстала следующая картина: возле бабиковского лимузина стояли покореженные легковушки с выбитыми стеклами и вывороченными дверями, суетились люди, помогая пострадавшим при взрыве прохожим, а на обочине, в луже крови, неподвижно лежала девушка, неестественно раскинув худенькие руки и так же неестественно поджав ноги.
Лимузин от взрыва не пострадал, если не считать усеявших его капот и крышу осколков стекол стоящих рядом автомобилей.
Подскочившие активисты окружили Павла, быстро усадили его в «Мерседес» и, оседлав свои мотоциклы, тронулись вслед за бронированным монстром, уносящим дрожащего Бабикова от места происшествия.
Пришедший впоследствии следователь объяснил Павлу, что взорвалась машина, начиненная взрывчаткой. Часовой механизм был установлен как раз на то время, когда в телепрограмме начиналась следующая передача. Иначе говоря, если бы не непредвиденная задержка в уютном кабинете ведущей, кто знает — был бы жив Павел или беседовал уже со своей бабушкой, умершей двадцать лет назад.