Через две минуты все было кончено. Активисты, радостно переговариваясь, прятали оружие, а на мостовой валялись окровавленные трупы в плащах.
«Пронесло, — усмехнулся про себя Павел, отряхивая костюм. — Когда-нибудь они меня все-таки прикончат. Суки! И чем я им мешаю? Уроды какие-то».
Пришлось вернуться в дом и переодеться.
Садясь в лимузин, он равнодушно отметил, что мысль о возможной смерти его абсолютно не тревожит.
— Ну и плевать! — решил он. — В конце концов, осталась неделя. Может, и не шлепнут. А там, я уже не буду Самым Счастливым…
Старый приятель встретил Бабикова с распростертыми объятьями и горящим завистью взглядом.
— Пашка! Твою мать! Ну наконец! Сколько лет, сколько зим!
— Привет, Витек, — скромно протянул руку Павел.
Они прошли в большую комнату, где за столом сидели в ожидании необыкновенного гостя еще человек восемь.
— Знакомьтесь! — восторженно плюхнул Витек. — Павел Бабиков, друг детства, Самый Счастливый Человек Года!
Дальнейшие события разворачивались по типичному сценарию: страстный интерес слушающих к каждому слову Павла, жадные недоверчивые косые взгляды, жратва всяческая, бутылки, извлекаемые из небытия в наполненном состоянии и уходящие в небытие пустыми, а на десерт — потные танцы в несвежей полутьме.
Павел лениво топтался у окна с красивой стройной брюнеткой, не желал ничего говорить, переваривал обильно уничтоженную им пищу и с удовольствием ощущал теплое женское тело, обещающее несколько приятных минут.
Хозяин квартиры и другие гости не обращали уже на Бабикова никакого внимания. Можно было сваливать.
— Душно здесь, — шепнул Павел брюнетке. — Может, сменим место?
— Сменим, — равнодушно ответила девушка.
Они попрощались с Витьком, убранным до безобразия, а посему ни бельмеса уже не соображающим, и вышли на улицу.
— А эти зачем? — спросила брюнетка, указывая на появившихся активистов.
— Охрана.
— От кого они тебя защищают? — усмехнулась девушка. — От назойливых почитательниц?
— И от них тоже, — буркнул Павел.
Было нечто в голосе спутницы, что раздражало его. Она как-будто слегка подсмеивалась над ним.
— Поехали, — сказал он, усаживая брюнетку в лимузин.
В ресторане, в уютном кабинете, чуть сбоку от основного зала, было тихо и свежо.
Официант принес все, что пожелали посетители, и растаял, затворив за собой дверь.
— Неплохо здесь, — констатировала брюнетка.
— Самое главное, — сразу перешел к делу Павел, — что сюда никто не войдет, пока я не дерну вот за этот шнурочек.
Девушка не отреагировала.
В красноватом свете настольной лампы она была удивительно красива: огромные, чуть раскосые азиатские глаза, прямой нос и полные, но без излишней припухлости ярко очерченные губы, черные, с просинью, слегка волнящиеся волосы, вольно спадающие на плечи и спину, делали ее похожей на героиню какой-то прекрасной, но забытой детской сказки. Таких, наверное, крал Змей-Горыныч, замыкал в темницу Кощей Бессмертный, а прекрасные Принцы, рискуя жизнью, освобождали, приносили на руках во дворцы и дарили спасенным красавицам свои гордые мужественные сердца в обмен на вечное, в сказках ведь все вечное, счастье.
— Я совсем не нравлюсь тебе? — удивленно спросил Павел.
— Если бы не нравился, меня бы здесь не было, — холодно ответила девушка.
Какая-то робость на мгновенье закралась в душу Бабикова, но, преодолев ее, как нечто постыдное, он обнял брюнетку и поцеловал.
Поцелуй остался безответным.
Карие глаза девушки смотрели куда-то сквозь Бабикова, отражая только его самого, да еще разве абажур настольной лампы.
— Тебе ничего не хочется? — тихо, впервые за последнее время неуверенно, спросил Павел, едва касаясь пальцами высокой груди девушки.
— Хочется, — равнодушно ответила она.
— Разденешься?
— Разденусь.
С замиранием сердца Бабиков наблюдал, как девушка расстегнула ремень и грациозно изогнувшись, сбросив на диван свое золотистое платье, осталась в миниатюрных прозрачных трусиках.
Тело красавицы не имело недостатков. Казалось, эго была не живая женщина, а искусно сделанная из розоватого фарфора бесценная статуэтка, до которой нельзя дотрагиваться, а можно только любоваться, да и то осторожно, чтобы жарким дыханием не затуманить плавные черты прозрачного и нежного творения.
— Ну что ты сидишь? — раздраженно спросило творение у зачарованного Павла.