— Знаешь, кто пожаловал? Такой-то. — он назвал фамилию писателя, находившегося в почёте и славе. Поэт иногда обращался ко мне на «ты», и это мне льстило.
— И знаешь, этот… — тут я услышал крепкое слово, — хочет со мной объясняться.
— Значит, вас не забыли, — сказал я.
— Ты видел его машину? Она у горкома стоит.
Мы зачем-то пошли смотреть. Это был роскошный чёрный лимузин отечественного производства. Поражали парадные белые шины.
— Чистый «паккард»! — воскликнул Поэт. — Своего ничего сделать не могут.
Он постучал в стекло, призывая шофёра.
— Где хозяин?
— Отойди, — мрачно сказал шофёр.
— Видал? — не понижая голоса, проговорил Поэт. — Слуги народа.
Из подъезда горкома вышла группа солидных людей. Все в чёрных пальто, чёрных шляпах. Только один в светло-сером и в сером же щегольском кепи. Они остановились, переговариваясь, а затем двинулись к автомобилю. Серый заметил Поэта, сделал какой-то знак, продолжал говорить, а потом направился в нашу сторону.
— Рад, рад тебя видеть, — он приложил руку к серой груди. — Но сейчас не могу, ей-богу. Ждут в обкоме. Ты бы зашёл ко мне вечерком. В пятый коттедж. Посидим, старое вспомним.
— Я? К тебе? — спросил Поэт.
— Могу и я. У тебя квартира?
Поэт смотрел на него.
— Говори адрес, — торопил серый.
Лицо Поэта побелело, губы затряслись.
— Сколько доносов написал? — спросил он придушенным голосом.
Серый откинулся в изумлении.
— Ты спятил?
— Не отмоешься, — процедил Поэт.
— Да ты, да ты… — Серый задыхался, лицо его багровело.
Его окликнули из машины.
— Иду, иду! — Он покрутил пальцами у виска, что-то хотел добавить, но повернулся и тяжело погрузился в свой лимузин.
— Подонок, — сказал Поэт.
Машина заурчала, дала мощный парадный гудок и плавно тронула с места.
Поэт никак не мог успокоиться. Его трясло.
— И эти… — он снова повторил крепкое слово, — правят наш бал.
В учительской третьего этажа накрыли праздничный чай. Внизу гремел концерт духового оркестра. У старшеклассников намечались танцы.
Чай был неплох, китайский, искусно заваренный Розенталем. Подавали пирожные и печенье. Директор держал речь:
— Товарищи, в этот славный праздник мы думаем о том, как повысить успеваемость и дисциплину. За прошлый год мы имеем переходящее красное знамя. Коллектив у нас дружный, трудолюбивый, много молодёжи. — Директор сжал победно кулак. — Задорная молодёжь и убелённые ветераны — достойный сплав. А вы, Сахарнова, почему чай не пьёте?
— Я пью, — пискнула Лилечка.
— Вы, товарищи, не стесняйтесь, пирожные есть. Трудные годы прошли. Теперь будем жить лучше и веселее. Так я о чём?.. Да, красное знамя. Скоро будет комиссия во главе с товарищем Ерсаковым. Надо бы постараться. Подтянуть, так сказать. И не надо так строго. Вот вы, Анна Григорьевна, — он обратился к Химозе, — говорят, очень строги. Двоек много!
— Двоек я ставлю ровно столько, сколько их получают! — отрезала Химоза.
— Нет, я за знания, поймите! — воскликнул директор. — Но не могут же они знать, как вы?
— Я требую только в школьном объёме.
— А представьте, к вам на урок придёт товарищ из комиссии. Что он увидит? Двойки и двойки.
— Не волнуйтесь, Фадей Поликанович, сообразят. — сухо обещала Химоза.
— Вот я к тому… Товарищи, а почему вы не пьёте чай? Остыл? Сейчас подогреем. С пирожными не стесняйтесь. У меня в кабинете ещё коробка. Вопросы есть?
— Есть вопрос, — вступил Котик Давыдов.
— Слушаю вас, Игорь Витальевич.
— Ученики задают вопрос, почему опущены тексты про гениального Вождя. Памятник ведь стоит. Несуразица получается.
Фадей Поликанович крякнул.
— Вы это, Давыдов, не углубляйте. Не наше дело. Скажут, так и будем вести.
— А когда скажут? — домогался Котик. Он явно озоровал, но директору приходилось туго.
— Когда? — Директор задумался. — А вот прибудут товарищи из отдела… — его голос внезапно взошёл на громкую ноту. — И никто не отменял! История скажет своё! А вы, Эмилия Германовна, почему не кушаете? Кушайте, Эмилия Германовна!
— Я ошень, ошень, — отозвалась старушка.
— Товарищи! — сказал директор. — Кто наблюдает за танцами?
— Я! — сказал Котик. — То есть мы. С Розалией Марковной.
— В последнее время происходят тенденции. На последний вечер три десятиклассника пришли в цветастых галстуках. Ровно павлины!
— Это мода сейчас, — подала голос Лилечка.
— Мода дурная, тлетворная, — сказал Наполеон. — Откуда пришла, сами знаете. Игорь Витальевич, никаких галстуков и башмаков на подошве! Строжайшим образом!