— Возьми мой красный берет.
— Но зачем? Ты к нему привыкла. Как же ты будешь ходить без берета?
— У меня есть шапка. Да, я не могу без берета, поэтому ты должен взять. Тогда мы встретимся непременно. Ведь нам друг без друга нельзя.
— Да, да! Я сделаю всё! Я вернусь. Или нет, лучше ты приедешь в Москву. Я устроюсь работать в школу, устрою тебя, а жильё мы найдём. У меня есть приятель, который уехал по распределению в Сибирь, комната осталась надолго.
— Мне всё равно. Мы одни на свете.
— Как пахнет твой красный берет! Бабушка пользовалась неистребимыми духами.
— Нет, нет, это другой запах.
— Какой?
— Я не знаю. Но при чём здесь духи?
— Прошу тебя, больше гуляй. Смотри, какой у Егорыча сад. Наверное, он станет приобщать тебя к живописи. Это отвлекает. И ешь, обязательно ешь! Я сразу напишу из Москвы, а если что-то срочное, передам через Веру Петровну. Она очень хороший человек. Думаю, за месяц всё устроится. И Серёжа Камсков хороший, надёжный парень. Кстати, Гончарова и Феодориди переживают.
— Я никого не хочу видеть.
— Это пройдёт. Вера Петровна обещала устроить твой перевод в другую школу. В том случае, если дело в Москве затянется. Немного поучишься…
— Я испортила тебе жизнь.
— Пустяки!
— Они ведь не понимают…
— Конечно, конечно! Главное, не тоскуй. И тоже мне напиши.
— Я… не умею. Лучше пошлю то письмо.
— Какое письмо?
— Тот глупый листок. Сочинение. Я запечатаю и пошлю. Коли мне будет плохо. Помнишь? Про самый счастливый день?
— Конечно.
— Если получишь письмо и не сможешь приехать, пошли мне берет. Значит, я уже не могу.
— Что за чёрные мысли! Я приеду по первому зову. Дай телеграмму!
— Нет, нет, только если письмо.
— Будет тебе. Я не знаю… Может быть, мне остаться?
— Нет, нет, ты должен уехать.
— Или поехать вместе?
— Не получится так. У меня здесь дом. И бабушка. И часовня в Барском саду.
— Ещё не сломали?
— Они же знают, что это нельзя.
— Хорошенький вид, склады, а рядом часовня.
Она обняла меня, прижалась. Ворох тонких длинных волос разметался, рассыпался тонкой пеленой и облёк нас обоих.
— Не исчезай, — сказала она.
— А ты не забывай здесь меня.
— Только б не помешали, — пробормотала она. — Все эти Гладышевы, капитаны…
— При чём здесь Гладышев?
— Не знаю, я их боюсь.
— Господи, какая ты странная…
— Куда ты денешь берет?
— В рамочку и на стену.
— Нет, правда?
— Я положу его под подушку и буду с ним засыпать.
— Да. Хорошо. Он будет навевать тебе сны.
— Вообще-то я сплю очень крепко.
— Нет, нет, он будет… А теперь иди, скоро поезд.
— Ты не пойдёшь провожать?
— Ты же знаешь, нельзя.
— Я простился со всеми, никто не придёт на вокзал.
— Я не хочу на вокзал. Обними меня крепче…
В этот момент суровая чёрная птица тяжело опустилась на ветку могучего вяза, росшего перед домом Егорыча. Она шевелилась грузно, устраиваясь поудобней, а потом застыла надолго, сверля нас недвижным радужным глазом…
Она всё же пришла. Но не на вокзал, а к тому разъезду, где поезд, долго и муторно толкаясь на стрелках, выбирал свой путь. А потом бежала рядом с окном в своём кургузом полудетском пальтишке, взмахивая рукой. А потом упала, споткнувшись. И снова бежала вдали. Даже кричала что-то. А я, я стоял, бессильно прижавшись к холодному немому стеклу…