В 1910 году Александр Иваныч женился на девице из деревни Новоселки, Солнцевой Александре Николаевне. Первенцем был сын Павел, в 1912 г. родилась дочь Ольга, в 1914 г. - дочь Мария, а 19 июля 1914 года началась война.. "Осталась Александра Николаевна с малым детям да со старым старикам, а жить надо и жили, а как? да так же, как и все, - читаем в дневниках о. Павла. - Помню, был оброк не плочен да штраф за дрова, что на плечах из леса носили. Вот и приговорили бабку и маму на неделю в Боронишино, в волостное правление, в холодную, конечно же, бабка и меня взяла с собой, и нас из Борку много набралось неплательщиков-человек 15-20. Заперли всех в темную комнату, сидите, преступники. А среди нас были глубокие старики Тарас Михеич да Анна Кузина, обое близорукие. Вот и пошли они оправиться в уборную, а там горела керосиновая лампа, они ее как-то и разбили. Керосин вспыхнул, маломало и они-то не сгорели. А на утро пришел старшина Сорокоумов и всех нас выгнал. Это было 29 августа 1915-16 года".
Отец воевал на фронте, а семья бедствовала, по миру ходили. Мать Павлушу, как старшего, посылала побираться, по деревне куски собирать. А было ему годика четыре. И убежал он в Афанасьевский монастырь к тетке.
Монастырский мед
Вот пришли они к игумений на поклон. "В ноги бух! - рассказывал батюшка. - Игумения и говорит: "Так что делать, Павелко! Цыплят много, куриц, пусть смотрит, чтобы воронье не растащило".
Так началось для о. Павла монастырское послушание.
"Цыплят пас, потом коров пас, лошадей, - вспоминал он. - Пятьсот десятин земли! Ой, как жили-то...
Потом - нечего ему, то есть мне, Павелке, - к алтарю надо приучать! Стал к алтарю ходить, кадила подавать, кадила раздувать..."
"Шибко в монастыре работали," - вспоминал батюшка. В поле, на огороде, на скотном дворе, сеяли, убирали, косили, копали - постоянно на свежем воздухе. А люди в основном молодые, все время хотелось есть. И вот Павелка придумал, как накормить сестер-послушниц медом:
"Было мне в ту пору годков пять-семь, не больше. Только-только стали мед у нас качать на монастырской пасеке, и я тут как тут на монастырской лошадке мед свожу. Распоряжалась медом в монастыре только игумения, она и учет меду вела. Ладно!
А медку-то хочется, да и сестры-то хотят, а благословения нет.
Не велено нам меду-то есть.
- Матушка игумения, медку-то благословите!
- Не положено, Павлуша, - отвечает она.
- Ладно, - соглашаюсь,- как хотите, воля ваша.
А сам бегом на скотный двор бегу, в голове план зреет, как меду-то раздобыть. Хватаю крысу из капкана, которая побольше, и несу к леднику, где мед хранят. Погоди, зараза, и мигом с нею туда.
Ветошью-то крысу медом вымазал, несу:
- Матушка! Матушка! — а с крысы мед течет, я ее за хвост держу:
- Вот в бочонке утонула!
А крику, что ты! Крыса сроду меда не видела и бочонка того. А для всех мед осквернен, все в ужасе - крыса утонула!
- Тащи, Павелка, тот бочонок и вон его! - игумения велит. - Только-только чтобы его близко в монастыре не было!
Хорошо! Мне то и надо. Давай, вези! Увез, где-то там припрятал...
Пришло воскресенье, идти на исповедь... А исповедывал протоиерей о. Николай (Розин), умер он давно и похоронен в Мологе.
- Отец Николай, батюшка! - начинаю я со слезами на глазах. - Стыдно! Так, мол, и так, бочонок меду-то я стащил. Но не о себе думал, сестер пожалел, хотел угостить...
- Да, Павлуша, грех твой велик, но то, что попечение имел не только о себе, но и о сестрах, вину твою смягчает... - А потом тихо так он мне в самое ушко-то шепчет: "Но если мне, сынок, бидончик один, другой нацедишь... Господь, видя твою доброту и раскаяние, грех простит! Только, смотри, никому о том ни слова, а я о тебе, дитя мое, помолюсь".
Да Господи, да Милостивый, Слава Тебе! Легко-то как! Бегу, бидончик меду-то протоиерею несу. В дом ему снес, попадье отдал. Слава Тебе, Господи! Гора с плеч".
Эта история с монастырским медом стала уже народной легендой, потому и рассказывают ее по-разному. Одни говорят, что была не крыса, а мышь. Другие добавляют, что эту мышь поймал монастырский кот Зефир, а в просторечии - Зифа. Третьи уверяют, что Павелка пообещал игумений помолиться "о скверноядших", когда станет священником... Но мы передаем эту историю так, как рассказал ее сам батюшка, и ни слова больше!
"...To звезда Младенца и Царя царей"
Очень любил Павелка ходить на коляды в Рождество и Святки. По монастырю ходили так - сначала к игумений, потом к казначее, потом к благочинной и ко всем по порядку. И он тоже заходит к игумений: "Можно поколядовать?"