– Разбиваем лагерь, и всем отдыхать до дальнейших распоряжений! Юзерос, выстави караул, пятерых хватит! Панрий, возьми своих ребят, подгоните телеги ближе к проходу и загородите вход в пещеру сарканами! Раненых, кто еще жив, положите на мешки! – прозвучали строгие команды ветерана, как только он сошел с платформы лифта и решительной походкой направился к картежникам. – Парх, давай бросай карты, и в сторонку отойдем, поговорить надо!
В желании Бонера поговорить с Зингершульцо с глазу на глаз не было ничего необычного, по крайней мере оно не вызвало удивления среди остальных караванщиков. Новый командир и Пархавиэль были единственными выжившими хауптмейстерами и представляли весьма поредевшие ряды командного состава отряда.
– Пархавиэль, у нас беда, – тихо прошептал Бонер, как только они остановились за одной из телег, – чрезвычайная ситуация!
– У нас вся жизнь чрезвычайная, так что уж привыкнуть пора, – равнодушно отреагировал на известие Пархавиэль, внимательно изучая начинающуюся отрываться подошву левого сапога. – Ты не тяни, Бонер, говори, в чем дело, может быть, вдвоем покумекаем и решение найдем!
– Завидую твоему спокойствию, но на этот раз дела наши действительно плохи, – нервничая, произнес ветеран, которого к тому же очень беспокоило появившееся в последнее время чересчур спокойное отношение Зингершульцо к происходящим вокруг неординарным событиям. – Наверху никого нет: ни телег, ни встречающих. По близости от пещеры тоже никого!!
– Ну и чего тут странного? – буркнул Пархавиэль не отрываясь от высокоинтеллектуального занятия по разглядыванию порванных сапог. – Мы задержались на целых пять смен, глупо было бы ожидать, что люди разобьют лагерь у входа и будут терпеливо медитировать на шахту лифта. Как мне рассказывал один знакомый бандит, люди вообще народ импульсивный, ждать совсем не умеют…
– Ты что, с бандитами якшаешься… – выкрикнул Бонер, испуганно уставившись на товарища, – да как ты мог?!
– Успокойся, – все так же невозмутимо продолжил Пархавиэль, – в позапрошлом походе тебя с отрядом не было, так вот, мы вдвоем с Бифом бандюгу одного живьем взяли. Он Карлу много чего интересного тогда рассказал, но дело не в этом. У них в шайке несколько людей было, беглых каторжников из рудников, так что какое-то представление об этом народце у меня есть. Суматошные они чересчур, нетерпеливые. Пришли, увидели, что конвоя нет, подождали пару часов, ну, может быть, смену и обратно ушли.
– Куда ушли, – произнес Бонер, недоуменно разводя руками в стороны, – а как же поставка?!
– Ну а я откуда знаю?! – наконец-то дал волю эмоциям Пархавиэль. – Наверное, по домам разошлись, а потом заявились в наше наземное представительство и сказали, что так, мол, и так: «Ваши тупоголовые пещерные собратья не сумели доставить груз в срок, посему мы умываем руки, а вы, достопочтенные купцы, возитесь с грузом сами, доставьте его туда-то и туда-то и причем не позднее такого-то числа!»
– Понятно, – недовольно буркнул Бонер, хмуря морщинистый лоб. – Что делать-то будем?
– А я почем знаю? Ты командир, ты и решай! Наверное, до торгового представительства надо добраться, сообщить купцам, что груз пришел. А они уж, толстосумы, пускай и решают, как поступить.
– Точно, – обрадованно поддакнул Бонер, – у тебя в группе двое осталось, бери их, и дуйте наверх. Сообщите купцам, что груз на месте. Пускай присылают грузчиков и охраны побольше, да еще про лекарей не забудь!
– Постой-ка! – недовольно пробасил Пархавиэль, не на шутку испуганный поставленной перед ним сложной задачей. – А почему именно я?! Я же на поверхности был всего пару раз, да и дальше ста шагов от шахты не отходил, куда идти, не знаю…
– А кто знает? – ответил вопросом на вопрос Бонер. – Ни я, ни кто другой из отряда представления не имеет, куда идти и где купцов искать. Был бы Биф, пошел бы он, а так не обессудь, тебе придется. Ты хоть что-то о людях знаешь, да и с разведчиками часто на задания ходил.
– Но…
– Не пререкайся, Парх, выхода другого нет. Кому-то из нас двоих идти придется. Хочешь остаться здесь и взять на себя командование?!
Пархавиэль отрицательно замотал головой. Он был морально не готов нести ответственность за груз и жизни уцелевших бойцов. К тому же гнома мучило алогичное и иррациональное ощущение, что фортуна отвернулась от него и специально заставляет проходить через все новые и новые испытания. Командир без удачи – мучение для солдат. «Уж лучше в разведку, там хоть и опаснее, но зато потом никто не обвинит, что из-за моих неумелых действий погибли солдаты или что-то произошло с грузом», – поразмыслив, пришел к неутешительному заключению Зингершульцо.
Известие о предстоящих поисках на поверхности было воспринято соратниками Пархавиэля неоднозначно. Хауптмейстер подозревал, что ворчливый и вечно недовольный жизнью Зигер, так же как и он, лелеял в глубине души мечту еще раз очутиться наверху и насладиться краткими минутами пребывания в загадочном «внешнем» мире. Однако одно дело недолго постоять около входа в пещеру, где можно скрыться при возникновении малейшей опасности, и совершенно другое – втроем отправиться путешествовать по бескрайним просторам чужого мира, искать помощи неизвестно где и от кого.
Природная любознательность гномов вступила в борьбу с инстинктом самосохранения, подсказывающим, что опасно отрываться от основной части отряда, а также подсознательной боязнью всего неизвестного.
Внешне солдаты отреагировали на новость по-разному. Гифер на какое-то время потерял дар речи и испуган; но таращился на командира. Комично выпученные глаза и широко открытый от удивления рот привлекли внимание окружающих. Сидевшие по соседству гномы повернули головы в сторону троицы и напрягли слух, пытаясь разобрать слова тихого шепота Пархавиэля. До них долетали только отдельные обрывки фраз, из которых никак не удавалось понять, о чем же шла речь, но караванщики инстинктивно почувствовали, что разговор был не из приятных.
Зигер был более сдержан и не выставлял напоказ своих чувств. На протяжении всей беседы он оставался невозмутимым и спокойным, а под конец, что случалось с ним крайне редко, даже воздержался от бурного негодования по поводу глупого, с его точки зрения, решения командира отряда. Лишь после того, как Пархавиэль закончил говорить и пошел собираться в дорогу, на усталом лице бывалого солдата был отчетливо виден риторический вопрос, заданный самому себе: «Ну почему все гадости в этом проклятом мире случаются именно со мной?»
Сборы были недолгими, да и что брать солдатам в путь, кроме оружия и походных харчей? Доверху набив мешки провизией, разведчики не спеша направились к платформе лифта. И тут произошло событие, заставившее весь отряд изумленно замереть…
Пархавиэль начал раздеваться. Сначала он расстегнул тугие ремни кожанки, отвязал наручи и наколенники, а затем, под удивленными взглядами окружающих, стянул с ног высокие армейские сапоги. Неприличное действо сопровождалось кряхтением, охами и почесыванием различных частей волосатого тела.
– Ну, чего рты-то раззявили, скидывайте манатки, живо! – прикрикнул Пархавиэль на опешивших сослуживцев.
– Зачем это? – испуганно промямлил Гифер, сильно покраснев и еще больше вытаращив глаза.
– Инструкция 147Р пп. 5–8, зачитываю, – невозмутимо принялся объяснять Зингершульцо, подпоясывая своим любимым ремнем обнаженный волосатый живот. – «Кунгутная смола относится к стратегически важным материалам Махаканского Общества. Необходимо хранить рецепт ее приготовления в строжайшей тайне и препятствовать всеми доступными средствами передаче сведений о приготовлении смеси, запасов смолы, а также покрытых ею частей брони и прочей одежды в руки представителей „внешнего“ мира. Разглашение секрета или передача образцов кунгута карается смертной казнью…» Дальше продолжать или и так все понятно? – закончил прочтение когда-то заученного наизусть положения гном и для пущей убедительности резким движением заткнул за пояс одноручный топор.
Зигер с Гифером недовольно поморщились, переглянулись и начали медленно раздеваться. Настроение у солдат было преотвратным. Им пришлось не только краснеть со стыда, раздеваясь почти догола на глазах у сослуживцев, но и предстояло отправиться навстречу опасностям в одних лишь тонких холщовых кальсонах. И перепуганный новичок Гифер, и опытный караванщик Зигер чувствовали себя незащищенными и слабыми агнцами, отправляемыми на убой.