Нет, она этого не хотела. Она хотела, чтобы он заключил ее в объятия и зацеловал до полусмерти. Но Люк был собран и хорошо владел собой, несмотря на бешено дергающийся мускул на загорелой щеке. И явно ожидал получить от нее ответ.
— Потому что тебе этого хочется, — пролепетала она, еле шевеля пересохшими губами.
— Да, частично потому, что хочется, — угрюмо согласился он. — Но и для того, чтобы утолить эту чертову потребность.
Ее глаза широко раскрылись от удивления.
— Н-не понимаю.
— Разве? — Он невесело рассмеялся. — Что ж, тогда, значит, нас уже двое. Никогда еще я не попадал настолько во власть к своим гормонам — во всяком случае, насколько мне это помнится.
Мэгги задрожала и отвернулась.
— Какую уродливую форму ты выбрал, чтобы выразить свои чувства ко мне.
Но он резко повернул ее лицом к себе.
— Ты имеешь в виду правду? Голую, неприкрытую правду? Тебя это беспокоит?
— Но если дело только в гормонах, — запинаясь, пробормотала она готовым вот-вот сорваться голосом, — то почему бы тебе не пойти к Келли? Уверена, она будет только рада угодить тебе.
Он снова кивнул, и на его лице появилось знакомое ей угрожающее выражение, делающее его похожим на дьявола во плоти.
— Да, — тихо произнес он. — Насчет этого ты права. Сегодня ночью я мог бы оказаться в постели Келли. А возможно, и раньше, если бы очень этого захотел.
— Так в чем же дело, ты, самонадеянный, надменный… — Мэгги попыталась освободиться, ей было нехорошо, она живо представила себе обнаженных Люка и Келли на смятых простынях его постели. В ней боролись два чувства — жаждущая крови ярость и неимоверной силы желание, желание того, чтобы в постели с ним лежала она, она, а не Келли. И больше никто и никогда.
Только она одна.
— Но я не хочу этого, — продолжил он. — Но и не хочу желать тебя так, как я тебя сейчас желаю, Мэгги.
— Почему же?
— Потому что мои помыслы нечисты.
Она испытала чувство полного триумфа, но промолчала. Люк же внимательно посмотрел на нее.
— И потому что это просто невозможно.
— Но почему?
Он устало вздохнул.
— Черт бы побрал… твою проклятую настойчивость, — сказал он больше себе самому, чем ей. — Не говоря уже о твоем возрасте и о том, что ты будешь жить в моем доме и присматривать за моей дочерью…
— Но мне не обязательно это делать, — быстро вставила Мэгги.
Люк неохотно покачал головой.
— Если бы я нашел какой-нибудь другой способ помочь тебе сдать экзамены! Но даже если откинуть все это, на кону стоит нечто гораздо более важное. — Он замолчал, очевидно затрудняясь говорить дальше.
— Пожалуйста, не останавливайся, Люк, — вырвалось у Мэгги. — Я уже взрослая, ты же знаешь.
— Да, ты все время говоришь мне об этом.
— Скажи, что тебя тревожит, — настаивала она.
Он нахмурился и тяжело вздохнул.
— Я боюсь причинить тебе боль, Мэгги, — сказал он с мягким нажимом. — Это ты понимаешь?
Значит, все-таки ее чувство было неразделенным. Вздернув подбородок, она с вызовом посмотрела прямо ему в глаза.
— Тогда, если твои чувства действительно таковы, то тебе лучше уйти.
— Да, я уйду. Но только после того, как поцелую тебя.
Она отвела глаза, и Люк тихо рассмеялся.
— Но ты только что сказал…
— Ты ничего не знаешь о человеческой природе? — пробормотал он. — Не знаешь, что запретный плод всегда сладок? Это околдовывает, заставляет желать несбыточного. И иногда наилучший способ навсегда избавиться от искушения — поддаться ему всего… один раз… — С последними словами он медленно склонил голову, намереваясь поцеловать.
В каком-то дурмане Мэгги встретила его губы. Сначала поцелуи были легкими, мучительно короткими — поцелуи, которые заставили ее прильнуть к нему и приоткрыть рот, приглашая его язык внутрь, чтобы она могла почувствовать вкус Люка, сладость Люка.
Он изучал рот Мэгги с томительной обстоятельностью, пока наконец у нее не возникло ощущение, что больше ему изучать нечего, что поцелуи вот-вот прекратятся. Но нет, поцелуи продолжались, становились все требовательнее, все интимнее. И вскоре уже ему захотелось большего, и Мэгги почувствовала, как ее страстно жаждущие ласки соски коснулись груди Люка. Он глухо застонал, оторвал губы от ее рта, наклонил голову ниже и, взяв гордо поднявшийся сосок губами, начал ласкать его сквозь мягкий материал платья.
Голова Мэгги откинулась назад, от переполнивших ее блаженных ощущений, пронзивших, казалось, все тело, она громко всхлипнула. Руки как будто сами скользнули под пиджак, ногти яростно впились в спину мужчины. Мэгги испытывала страстное желание разорвать ткань, ощутить вместо нее шелк его кожи.