Он не ошибся: в квартале от здания райкома разорвался артиллерийский снаряд. Дружно хлопая крыльями, в небо тотчас взлетели сотни городских птиц.
— Пора ехать. Опять этот увалень задерживается! Вечно он все делает в последний момент!.. — проворчал Пантелеймон, не попадая спичкой по коробку.
Кое-как прикурив, он выпустил в открытое окно клуб дыма.
На улице стало непривычно тихо: ни автомобилей, ни подвод, ни солдат, ни женщин с детьми и баулами. И даже канонада, почти дошедшая до западной окраины Смоленска, почему-то ум олкла.
От гнетущей и пугающей тишины стало не по себе. Толкнув створку окна, Пономаренко хотел вернуться к столу, но задержался, уловив сквозь листву слабое движение.
Приглядевшись, он заметил неуклюже бежавшего по мощеной дороге священнослужителя. Ноги его путались в длинной рясе, темный головной убор норовил слететь с седой головы.
«Поп, что ли? А он-то куда торопится? — подивился про себя Пантелеймон. — Видать, тоже решил бросить паству и смыться подальше на восток. Знать, не один я такой. Все о своей шкуре в первую очередь думают…»
Москва
Август 1945 года
— Опять эти цыгане! — ворчал майор милиции, подшивая в папку только что составленные документы. — Ну что за люди, ей-богу! Спасу от них нет. Всю войну драпали от нацистов; тише воды ниже травы были. А теперь опять за свое…
Бухнула деревянная дверь. В проем ввалился запыхавшийся оперуполномоченный Ивлев, только что вернувшийся из села Челобитьево.
Старший следователь Мытищинского УВД закрыл картонную папку и вопросительно глянул на капитана.
— Прибыл, товарищ майор.
— Ну и?
Ивлев снял фуражку, тяжело опустился на стул.
— Провел повторный осмотр места преступления. Все перерыл. Ничего. Разве что вот это…
Он выудил из брючного кармана аккуратно сложенный платок, развернул его, извлек из складок какой-то предмет и положил его на стол. А пустым платком принялся промокать вспотевшие лоб и шею.
Подавшись вперед, следователь внимательно осмотрел со всех сторон темно-зеленую металлическую пуговицу.
— От финского мундира М36, — заключил он.
— А я подумал: немецкая.
— Нет, от мундира финского пограничника или егеря. Повидал я такие в тридцать девятом. Добротная формяжка из тонкого сукна мышиного цвета, зеленые пуговицы с благородным отливом, у пограничников — эмблемы в виде головы медведя с мечом, а в петлицах розочки вместо наших кубарей.
— Розочки? — подивился относительно молодой капитан.
— Именно. И где же ты нашел эту пуговицу?
— В кулаке убитого была. Еле разжал одеревеневшие пальцы.
Майор напомнил:
— Там было двое убитых. Давай поточнее.
— У Якова Чернова.
— У цыгана, значит. Но ведь на священнике была простая рубаха, а не финский мундир?
— Так.
— Значит, цыган оторвал ее у кого-то другого?
— Выходит, так, — согласился оперуполномоченный. И добавил: — Я тоже не могу понять, откуда она взялась и что произошло в доме священника.
— А мы должны понять, Ивлев. Обязаны! — Старший следователь поднялся со стула и прошелся по небольшому кабинету. — Этим странным убийством знаешь кто заинтересовался?
— Кто? — почти шепотом спросил капитан.
Майор не ответил. Он лишь многозначительно поглядел в потолок, и этого оказалось достаточно.
Офицеры закурили. Старший следователь застыл в задумчивости у окна, его подчиненный покусывал губы и сосредоточенно глядел в пол…
Поначалу преступление, совершенное в селе Челобитьево Мытищинского района Московской области, не показалось сыщикам чем-то примечательным. Произошедшее под Москвой представлялось простым и очевидным следствием людской алчности. Во время войны и сразу после нее таких преступлений случалось множество.
Семидесятилетний настоятель местной церкви отец Илларион потратил около двух лет, собирая пожертвования для возведения нового здания церкви взамен старого, наполовину разрушенного. Стены, возведенные из красного обожженного кирпича три столетия назад, честно отслужили свой срок и ныне просели, пошли трещинами, местами обвалились. Сумма на новую церковь накопилась значительная, однако для начала строительства ее не хватало, и сбор продолжался. Вероятно, священник стоптал не одну пару обуви, обходя ближайшие селения и встречаясь со своей паствой. Причащал, крестил, отпускал грехи и просто беседовал, поддерживая в трудные часы.