Потом подниматься стало тяжелее: воздух становился разреженней, все-таки, мы высоко забрались в горы, след постоянно терялся и находился совсем не там, где его ждали.
Мы взошли на некое подобие плата: внизу расстилались горы, еще ниже тонкой ниткой серебристого люрекса сверкала река, а вдоль нее можно было угадать — не увидеть — человеческие постройки.
С другой стороны вдруг почудилась струйка дыма. Такой хитрый мортис и так просто прокололся? Зажег костер? Или очередная обманка? Но проверить надо.
И начался наш спуск.
***
Нашли!
Они нашли!
Запалить костер, давая возможность струйке дыма подняться вверх, привлекая внимание.
Проверить, что там на реке.
Замереть. Раздваивающееся сознание.
Поворачивают назад?!
Прокричать и показаться на глаза.
Наследить, не путая. Просто идти прямо.
Силы тают.
Тяжело.
Еще пару раз — и сознание может не вернуться в тело.
***
Мы наткнулись на их дом совершенно случайно: если б не маленький мертвячонок, прошли бы и не заметили. Но он не мог сдерживать себя так, как это делают взрослые, поэтому его плач дал нам наводку.
Они поселились в вырубленной скале то ли природного происхождения, то ли их изготовления. Мать и трое детей. Старшая девочка, мальчик-погодка и совсем маленький ребенок, лет трех. Отсутствовал только отец семейства, который, скорее всего, и уводил всех нас отсюда, путая и сдваивая следы.
Закончилось все быстро. Голова хрупнула, как перезрелая тыква. Вся представшая картина была хуже, чем из фильмов ужаса. Но рука не дрогнула ни у кого: если не мы, то нас. Эти милые детишки вырастут и так же будут воровать наших детей.
Самка мортиса удивила нас: она яростно кидалась на каждого охотника, защищая свое потомство, пока не свалилась с переломанной шеей.
В какой-то момент во мне поднялась волна уважения к ней: даже человеческие матери сдают своих детей в приюты, если они им в тягость, а тут такая самоотверженность. Она заслужила легкой смерти.
***
Все тело и разум пронзила резкая тянущая боль.
В голове — протяжные стоны умирающих. Дочь. Сын. Жена. Сын.
Сознание резко выбило из тела, которое свалилось сломанной куклой на голые камни гор.
***
Путь назад дался легко. Отчитавшись перед второй половиной отряда, мы повернули домой. Те решили довести след до конца. Куда-нибудь же он приведет?
Добравшись до своего села за три дня, я был убит вестью о пропаже дочки.
Моя маленькая девочка, моя дочка, самая младшая и любимая, ей всего восемь лет! Она всегда улыбалась и рисовала солнышко в углу листа. И поздно стала выговаривать букву «л».
Даже не поев, я кинулся на ее поиски. Обрыскал все вокруг, расспросил каждого, и не по одному разу. Выяснил, что девочка направилась собирать ягоды, там были и взрослые, и дети, но потом потерялась. Минут на десять ее упустили из вида и все!
Я нашел место, где она оступилась и упала. Не сумев вскарабкаться наверх, она пошла в обход. Переходя речушку, снова оступилась и упала. Вот здесь она разулась: в мокрых сандалиях идти было неудобно и скользко, а ходить босиком она привычная, и уже сухие босоножки одиноко стояли на плоском камне.
Я собрал в кучу все свои силы и умения. Речь шла о жизни моей дочери.
Они появились передо мной, как два чертика из табакерки: вот их нет, а вот через мгновение они есть.
У излучины реки сидела моя дочь, живая и на первый взгляд здоровая. А рядом… рядом, вплотную, находился мертвяк, матерый самец, высокий, что было заметно даже в сидячем положении, сильный и мощный, обнаженный по пояс, он, обнимая одной рукой мою дочь, второй гладил ее по спутанным волосам.
И утешал.
Он хрипло шептал по-нашему слова утешения, уверяя девочку, что скоро ее найдут, и она вернется к маме с папой. Он мягко журил ее, говоря, что такие маленькие девочки не должны бродить одни по окрестностям, потому что рядом обитают дикие звери. Его голос был надтреснутым, и мне пришло в голову, что, возможно, это его семью мы убили недавно в горах. Его рука, с острыми серыми когтями, находилась в опасной близости от горла дочки.
Тут я неловко шагнул, и он меня увидел. Да, я был прав.
Это была его семья.
Мы смотрели друг другу в глаза. Я — убийца его семьи. Я, который своими руками добивал его жену. И он — в руках которого была моя дочь. Он, который о пропажах детей, скорее всего, и не слышал.
В моих глазах стояла мольба, в его была пустота. А чему еще там быть? Надежде на будущее?
Он мог бы полоснуть по горлу девочки своими страшными когтями, и я бы его понял. Око за око. Я отнял его детей, он… Но мертвяк просто смотрел на меня. Пустым и бессмысленным взглядом. Слишком долго и не мигая, так, что на это обратила внимание дочка, и, вскрикнув, кинулась ко мне на шею.
— Папа! Пап! Ты нашел меня! Все, как и он обещал! — и малышка, обернувшись, с улыбкой кивнула на все так же неподвижно сидящего мертвяка. И, когда она побежала ко мне, я понял, почему мертвяк сидел раздетым до пояса: свою рубашку он разорвал пополам и обмотал израненные острой галькой ножки моей дочери.
Я подхватил легкое тело и вдохнул родной запах. Жива!
У нас в мире завелся зверь: сильный, смелый и хитрый, с резкими чертами хищника, быстрый и по-звериному ловкий, самый страшный зверь, которого только знало человечество — это…