Четвертый день преподнес аромат липы в полном цвету и вязкий гравий в парке. Хозяйка предложила исполнить увертюру. А опера могла бы быть в постели. Сэмюэл С. переспросил, неужели это правда, Агнесса, неужели это действительно правда. Так-так, то есть вы имеете в виду, что мы сбросим всю одежду, вы будете тискать меня, а я - вас и наши тела переплетутся. Лицо Агнессы сморщилось: герру С. не следует так кричать - их ведь могут услышать.
- А что здесь такого. Пусть хоть весь мир узнает. Итак, начинаю петь арию.
И вот сегодня, в день женского изобилия, Сэмюэл С. лениво выбрался из дома с письмом в руках и вскочил в трамвай. Насвистывал - ко всему прочему пришел очередной чек из Амстердама. Щелкнул каблуками, явившись на место свидания. Они взобрались на левый склон Каленберга полюбоваться панорамой Вены. Он поправлял некоторые погрешности в ее речи, она перебила его:
- Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы думаете, что я - дура.
- Я этого не говорил.
- Зато вы с таким видом отвернулись, будто вам все про меня стало ясно. Между прочим, я перечитала всю классику. И считаю все эти книжки барахлом.
- Продолжайте, пожалуйста.
- А еще я прослушала курс по теории человеческих отношений. И на этот счет могу вам сказать кое-что новенькое. Все это тоже дерьмо. Только я не стала бы глумиться над этим, как вы. И все эти знаменитые французские соборы, которые вы считаете такими замечательными, полная дрянь. Я лучше полюбуюсь обычной бензоколонкой и получу от этого больший кайф, чем от ваших паршивых витражей.
- Продолжайте, пожалуйста.
- Да хватит корчить из себя умника с этим своим дурацким "продолжайте, пожалуйста".
- Но я серьезно. Во французских соборах ведь заключена истинная красота. Или вы просто дразните меня.
- Очень мне надо вас дразнить.
- Хорошо, тогда я делаю официальное заявление. На самом деле вы обычная стопроцентная американочка, которой не терпится поскорей стать взрослой и не такой, как мама с папой. Но годы вас научат - в жизни все получится не так, как вы ожидаете.
- Знаем мы эту отеческую мудрость. Но вы-то сами так и не распростились со студенческой общагой, правда. На что вы живете. На подачки. Вы и не скрываете этого. Таскаетесь по библиотекам - проводите колоссальные исследования. Вы из тех, кому уютно и спокойно только в цитаделях образования. Ну и почему же вы не возвращаетесь домой, в Штаты. Сами знаете почему. Потому что вы не выдержите конкуренции. Вас выставят за дверь с такой скоростью, приятель, что вы и пикнуть не успеете.
Сэмюэл С. не смог сдержать слезы - они, как валуны, покатились из обоих глаз. И даже поднять руку, чтобы утереть их рукавом. Ее голос был где-то далеко - таким кажется едва различимый приглушенный рокот прибоя, когда лежишь на берегу: ветер стих и море совсем рядом. Как ее губы, ласково шепчущие:
- Ой, простите меня. Надо же, я не хотела вас обидеть. Я просто пошутила.
Веснушчатый нос Абигайль. Маленькие карие глаза. Большой рот, открывающийся во всей своей зубастой красе. Когда она вставала, хотелось рассмотреть и все остальное. Сейчас она сидела. А Сэмюэл С. стоял.
- Вы победили.
- Да бросьте вы.
- Да, ваша взяла. Я сам напросился. Что ж, я пойду.
- Не уходите.
Сэмюэл С. рывком нахлобучил кепку. Махнул официанту - тот, покачивая гигантским черным брюхом, поспешил смахнуть в черный бумажник купюру, брошенную Сэмюэлом С. на стол со словами "сдачи не надо". Официант грозовая туча - скупо улыбнулся и, поклонившись, удалился. Сэм С. медленно стянул свитер со спинки стула и взглянул на Абигайль.
- Вы не хотите, чтобы я ушел.
- Я не хочу, чтобы вы ушли.
- Ни у одного человека еще не хватало духу сказать мне все это. И все-таки я ухожу. До свидания.
Коричневый свитер волочился по земле - огибая столики, Сэмюэл С. уходил с залитой солнцем террасы. Вверх по ступенькам, на улицу, мимо старой церкви, в тесный раскаленный автобус, который, шумно трясясь, покатил вниз по петляющему шоссе в тенистый и сонный городок Гринцинг. Потом через дорогу, под навесом ждал трамвая, чтобы вернуться в Вену. Обхватив руками колени, Сэмюэл С. сидел на жесткой, повторяющей форму зада скамейке и силился не обращать внимания на тупую боль в "тылу". Как же пережить эти двадцать четыре часа до встречи с герром Доктором завтра в пять. Ничтожество. Пустозвон. Размякший и заплывший жиром не от успехов, а от неудач. Одиноко торчащий посредине громадного нуля.
Конечная остановка, сверкающий подземный торговый центр. Сэмюэл С. пересек площадку - она почему-то напомнила ему Америку. Застыл на мраморных плитах пола, среди суматошной толпы вышедших на обед венцев, лязга и скрипа прибывающих и отъезжающих трамваев. Испустил протяжный стон - боль перебралась в почки. Пальцы вцепились в бумажник и кошелек с мелочью. На него уставились, стали расступаться - по вожделенной дорожке он устремился в мужскую уборную. Сумасшедший пульс - невозможно сосчитать. Плеснул в лицо водой, судорожно глотнул ртом воздух. Справился с паникой: облегченно вздохнул, выпрямил спину, потащился назад по мрамору пола и навалился на поручни эскалатора. На улице он плюхнулся в такси и прошептал свой адрес. Дикобраз, растерявший все свои иглы.
За четырьмя плотно занавешенными окнами Сэмюэл С. пустил воду в ванной и смерил температуру. Хотя и не профессиональные, обширные познания в медицине: все его болезни развиваются слишком быстро. Трудно определить, какая из них убьет первой. Трясущейся рукой вытащил термометр красная ниточка вытянулась до 102 . Выронил его из рук - термометр разбился о носок туфли. Хватит ли времени, чтобы успеть добраться до вешалки в прихожей и повиснуть на руках. Проходит две минуты. Три. Вот и дверной проем. Черная дыра. Всегда открыта. Шагнуть туда, во тьму, и уже никогда не возвращаться назад. Кинуться вниз, не касаясь ступеней. Начинаешь падать, летишь назад, в свое прошлое, выкрикиваешь что-то на улицах - зовешь тех, с кем начинал свою жизнь. У них были волосы и руки, они ласкали, садились вокруг, просто садились вокруг тебя, маленького мальчика. Эх, если бы сейчас они опять погладили бы тебя, приговаривая: "Ну-ну, малыш, не бойся, успокойся, маленький".
Истошный вопль с лестничной площадки. Сэмюэл С. оцепенел на своей "дыбе", стал биться в заветную дверь. Страдальческий голос Гневной Агнессы.
- Герр С., герр С., что вы там делаете. Вы затопили все здание, вода уже льет по лестнице.
- Я умираю. Умираю.
- Сначала закройте кран.
Вода низвергалась через край ванны равномерным водопадом. Сэмюэл С. ошеломленно взирал на движение потока - настоящая река бежала по коридору и из-под двери вытекала наружу. Собственный микро-Дунай. Несущий свои воды вниз по ступеням, струящийся к парадному сводчатому входу, выбегающий на тротуар - там уже собралась небольшая толпа зевак. Их это забавляло: нескрываемое Schadenfreude, улыбки, чуть ли не похлопывание друг друга по спинам. Сэмюэл С. выскочил на улицу со шваброй в руке в сопровождении Гневной Агнессы - она размахивала другой шваброй над его головой. Толпа загоготала. И он был исцелен. Именно в этот самый миг, в этот самый день.
В среду, из-за этого комического дневного спектакля, Сэмюэл С. засыпал, терзаемый мыслью, что его могут выселить; эта мысль загоняла его в узкие дымоходы - болтающиеся ноги сдирали пласты сажи. Воскрес сегодня утром, в четверг, и, преодолевая минуту за минутой, дотянул до пяти часов. Пять минут ходьбы по кривой тенистой улочке. Сердце колотится, температура неизвестна. Мимо серой каменной церкви, где холодно даже летом. Лучи солнца пробиваются сквозь легкий прохладный туман. Прошествовал через громадные дубовые двери парадного подъезда и мощеный внутренний дворик. Миновал фонтан и клубы пара, вырывающиеся из открытой двери прачечной. Полутемный мрачный сводчатый вход, статуя Девы Марии. Свеча, горящая перед ее кротким лицом, крошечным красным ртом, голубым покрывалом. Сэмюэл С. отсчитал сорок шесть каменных ступеней, на каждой опираясь рукой о колено. На третьей площадке - массивная дверь. Громко стукнув, ступил в широкую прохладную прихожую и кинул кепку на вешалку. Поворот стеклянной шаровидной ручки. Следующая дверь, за рабочим столом сидит герр Доктор. Кивнул головой. В одной руке - свежезаточенный карандаш, другая покоится на желтом листе бумаги. Два высоких сверкающих окна смотрят в тенистый зеленый сад: под деревьями - белокаменные статуи, окруженные живой изгородью кустов самшита, два жирных сизых голубя, усевшись на сирень, клюют листья. Здесь часто играла маленькая тихая девочка в белоснежных перчатках.