— Э-э… — неуверенно отозвалась я.
— Сюзанна, ты должна. Ты просто обязана! Они имеют право знать. Речь идет об очень серьезном пришествии призраков. Тебя могут убить, Сюзанна…
Я воздержалась от упоминания, что вообще-то им это почти удалось.
Тут я услышала звонок по второй линии.
— Отец Ди, можете повисеть минутку? — попросила я и переключилась.
В трубке раздался высокий, смутно знакомый голос, но я, хоть убей, не могла понять, кто это.
— Сьюз? Это ты? С тобой все хорошо? Ты заболела?
— М-м, да. Наверное. Вроде того, — ответила я, чрезвычайно озадаченная. — А кто это?
— Это я! Джек! — возмущенно воскликнул голос.
О боже. Джек. Работа. Точно.
— Джек, откуда у тебя мой домашний номер? — поинтересовалась я.
— Ты дала его Полу. Вчера. Разве ты забыла?
Конечно, я забыла. Все, что я помнила из вчерашнего дня, так это то, что Клайв Клеммингс был мертв, а портрет Джесса пропал…
И, разумеется, что сам Джесс ушел. Навсегда.
О, и вот ту часть, где призрак Феликса Диего пытался раскроить мой череп.
— О! Да. Ладно. Слушай, Джек, у меня тут кое-кто на второй…
— Сьюз, ты обещала научить меня сегодня кувыркам под водой, — перебил меня парнишка.
— Я знаю. Мне очень жаль. Я просто… не могла сегодня прийти на работу, приятель. Извини. Это не имеет к тебе никакого отношения. Мне действительно очень нужен был отгул.
— У тебя очень печальный голос, — тоже довольно грустно сказал Джек. — Я думал, ты обрадуешься.
— Правда? — Интересно, отец Ди все еще ждет на другой линии или обиделся и бросил трубку? Я вдруг поняла, что очень плохо с ним обошлась. В конце концов, он ради меня прервал свое короткое уединение. — С чего бы?
— Ну потому что я…
В эту минуту я его и увидела. Просто легкое свечение над кушеткой. Джесс? Мое сердце снова совершило кульбит. Это становилось просто смешно. Я все больше превращалась в жалкую неудачницу, которая каждый раз, заметив малейшее мерцание, начинала неистово надеяться, что это Джесс.
Но это оказался не он.
И не Мария с Диего — слава богу. Конечно, даже им не хватило бы наглости попытаться нанести мне удар среди бела дня…
— Джек, мне надо идти, — бросила я в трубку.
— Подожди, Сьюз, я…
Но я закончила разговор. Все потому, что на моей кушетке с ужасно несчастным видом сидел доктор философии Клайв Клеммингс.
Просто здорово: мечтала о Джессе, а получила Клайва.
Кажется, при виде меня он удивился почти так же, как я.
— О! — воскликнул он, поморгав за толстыми, как стекло у бутылки колы, линзами очков. — Это вы.
Я молча покачала головой. Иногда моя комната напоминает Центральный вокзал Нью-Йорка.
— Ну, я просто не… — Клайв Клеммингс поправил свой галстук-бабочку. — Я хочу сказать, когда мне посоветовали связаться с медиатором, я не… то есть я никак не ожидал…
— …Что этим медиатором окажусь я, — закончила я за него. — Ага. Мне это часто говорят.
Клайв попытался извиниться:
— Все потому, что вы…
Я сердито на него зыркнула. Я правда была не в настроении. Можно ли меня винить? Учитывая сотрясение мозга и все остальное.
— Что я что? Девушка? В этом все дело? Или вы собираетесь уверить меня, что вас потряс мой поразительный интеллект?
— Э-э, юны, — промямлил Клайв Клеммингс. — Я это имел в виду… Просто вы так юны.
Я рухнула на банкетку у окна. Серьезно, ну чем я это заслужила? В смысле, кому захочется, чтобы его посетил призрак парня вроде Клайва? Я почти уверена, что его визита никто не ожидал, даже когда он был жив. Так почему я?
Ах да. Медиаторские заморочки.
— Чем обязана удовольствию видеть вас, Клайв? — Наверное, мне стоило бы называть его доктор Клеммингс, но у меня слишком болела голова, чтобы думать об уважении к старшим.
— Ну, даже не представляю, — ответил он. — Я имею в виду, миссис Лэмпберт — это мой секретарь, ну вы знаете, — вдруг не ответила, когда я ее позвал, а когда мне кто-то позвонил, ну, она сказала им… на самом деле, просто ужасную вещь. Даже не понимаю, что на нее нашло. — Клайв откашлялся. — Видите ли, она сказала, что я…
— Умер, — закончила я.
Клайв довольно заметно выпучил глаза.
— Ну и ну! Просто феноменально! Как вы догадались? Хотя да, конечно, вы же все-таки медиатор. Мне говорили, вы поймете. Но в самом деле, мисс Аккерман, последние несколько дней у меня выдались крайне утомительными. Такое чувство, что я больше не я, и мне…
— Это потому что вы умерли, — перебила его я.
Как правило, я сообщаю об этом более мягко, но, по-видимому, во мне все еще говорили остатки неприязни к старику Клайву из-за того, с какой бесцеремонностью он отверг мое предположение, что Джесса могли убить.
— Но это невозможно! — Клайв подергал бабочку. — Я хочу сказать, взгляните на меня. Совершенно очевидно, что я здесь. Вы со мной разговариваете…
— Ага. Потому что я медиатор, Клайв. Это моя работа. Помогать людям вроде вас двигаться дальше, после того как они… ну, вы в курсе. — Поняв, что он явно не в курсе, я добавила: — Отдают концы.
Клайв быстро-быстро заморгал.
— Я… Я… О боже.
— Ага. Дошло, да? Давайте-ка теперь попытаемся понять, почему вы здесь, а не в счастливом раю историков. Что последнее вы помните?
— Прошу прощения?
— Что последнее вы помните? — повторила я. — Ну, до того как обнаружили, что вы… э-э, невидимы для миссис Лэмпберт.
— О! — Клайв почесал лысую макушку. — Ну, я сидел за столом и просматривал те письма, которые вы мне принесли. Очень любезно со стороны вашего отчима подумать о нас. Люди так часто забывают о местных исторических обществах, в то время как в действительности, знаете ли, без нас дух местных традиций и обычаев окончательно…
— Клайв! — перебила я, понимая, что в моем голосе пробиваются нотки раздражения. Но я ничего не могла с этим поделать. — Слушайте, я еще даже не завтракала. Вы не могли бы перейти ближе к делу? Пожалуйста!
— О! Да. Разумеется. — Он заморгал еще сильнее. — Ну, как я и говорил, я изучал письма, которые вы мне принесли. С тех пор как вы вчера покинули мой кабинет, я все думал о ваших словах… ну, о Гекторе де Сильва. Действительно, кажется немного сомнительным, что человек, писавший о своей семье с такой любовью, просто уехал, не сказав никому ни слова. И тот факт, что вы обнаружили письма Марии зарытыми во дворе дома, который когда-то был известным пансионом… Ну, признаться, чем больше я размышлял, тем более странным мне казалось все это дело. Я достал диктофон и как раз делал кое-какие заметки, чтобы миссис Лэмпберт позже их напечатала, когда вдруг почувствовал… ну, холод. Как будто кто-то включил кондиционер на полную мощность. Хотя, уверяю вас, миссис Лэмпберт прекрасно осведомлена, что подобное недопустимо. Некоторые из наших артефактов должны содержаться в четко контролируемых температурных условиях, и она никогда бы…
— Это был не кондиционер, — решительно оборвала его я.
Явно пораженный, Клайв Клеммингс выпучил глаза.
— Да. Это был не он. Поскольку через мгновение до меня донесся слабый аромат цветов апельсинового дерева. А вы же знаете, что любовь Марии Диего к туалетной воде с подобным запахом была довольно широко известна. Это было так странно. Потому что секундой позже, могу поклясться, я на мгновение… — Его взгляд за толстыми стеклами очков стал каким-то отсутствующим. — Ну, я мог бы поклясться, что на мгновение увидел ее. Краешком глаза. Марию де Сильва Диего…
Клайв повернулся и пронзил меня острым, как лазер, взором, в котором не осталось ни капли отстраненности.
— А потом я почувствовал пронизывающую боль, которая растеклась вверх и вниз по руке, — произнес он, тщательно контролируя эмоции. — Разумеется, я понял, что это. Врожденный порок сердца в нашей семье передается по наследству. Он, знаете ли, убил моего деда вскоре после публикации его книги. Однако я, в отличие от него, тщательно следил за диетой и выполнял специальные упражнения. Должно быть, все дело в потрясении, понимаете, от того, что я увидел — ну или подумал, что увидел, — нечто, нереальное… невозможное…