Я судорожно вздыхаю, и не успеваю я опомниться, как Киллиан ДеЛоренцо, самый могущественный человек в мире, опускается передо мной на колени.
Он наклоняется и выдыхает мягкое, ледяное дыхание прямо у меня внутри.
— Здесь, Ангел? Это то место, где болит?
Его рот накрывает мой клитор, и я делаю глубокий вдох, когда его ледяные губы мгновенно успокаивают жжение.
— О Боже, — стону я, мои глаза мгновенно закатываются к затылку. Он проводит языком по мне, нежно щелкая и превращая мою боль в сладчайшее наслаждение.
Его прикосновения подобны волшебству, каждое движение его языка подводит меня все ближе к краю, но когда он запускает пальцы в мое влагалище и начинает массировать меня изнутри, клянусь, я вижу звезды.
Киллиан — человек власти. Он живет за счет страха других. Такой жестокий, коварный и неумолимый, что почти невозможно поверить, что он способен быть таким нежным со мной. Это все, и когда я запускаю пальцы в его волосы и держусь изо всех сил, он поднимает голову, и его темный пристальный взгляд сталкивается с моим, как взрыв в ночи.
Он удерживает мой взгляд, пока его ледяные губы ласкают мой клитор, и через несколько секунд я разбиваюсь, как стекло.
Мой оргазм поглощает меня, взрываясь изнутри, как миллион маленьких фейерверков, захлестывающих мое тело.
— О Боже, Киллиан, — стону я, когда пальцы на ногах начинают сгибаться, и я расслабляюсь в его объятиях. Его пальцы не прекращают двигаться, когда мои стенки сжимаются вокруг них.
Язык Киллиана продолжает скользить по моему клитору, в то время как растаявший лед сводит меня с ума, и он не смягчается, пока я, наконец, не спускаюсь со своего кайфа. Только тогда он поднимается на ноги и сокращает расстояние между нами. Он крепко целует меня, прижимаясь своим холодным ртом к моему горящему, и как раз перед тем, как отстраниться, запихивает мне в рот то, что осталось от кубика льда.
Мой язык высовывается, проводя по нижней губе, пока Киллиан просто смотрит на меня своим дьявольским темным взглядом.
— Все еще больно, Ангел?
— Знаешь, я думаю, что да, — лгу я, протягивая руку между нами и расстегивая пуговицу на его штанах, чтобы высвободить его массивный член. Моя рука обхватывает его, ощущая выступающие вены, пока я продвигаюсь к его кончику. — К тому же, было бы так жаль потратить впустую весь этот лед.
— Ах да?
— Определенно.
Эти темные глаза вспыхивают от возбуждения, и, прежде чем я успеваю опомниться, меня разворачивают на стойке и ставят на колени. Он раздвигает мои бедра настолько, насколько это возможно, и прижимает мою грудь к прохладной мраморной стойке, оставляя меня удивительно обнаженной.
Киллиан опускает пальцы в стакан со льдом и оставляет их там всего на мгновение, а когда вытаскивает, проводит ими прямо по моему клитору. Он медленно трется обо меня своими холодными пальцами, и мои бедра вздрагивают, отчаянно желая большего, но он не осмеливается удерживать меня, беря кусочек льда в другую руку.
— Теперь просто помни, Ангел, — бормочет он, кладя лед на верхушку моей задницы, позволяя ему растаять там, пока капельки воды скатываются по моему центру и заставляют все сжиматься. — Ты сама напросилась.
И с этими словами он опускает то, что осталось от кубика льда, к моему влагалищу и медленно проталкивает его внутрь.
Час спустя мы с Киллианом лежим обнаженные на мокром кухонном полу. Моя голова покоится на его четко очерченной груди, и все, что я могу делать, это вдыхать его. Не думаю, что я когда-либо была так счастлива в своей жизни. Несмотря на весь ужас, который сопутствует тому, что ты жена мафиози, я действительно начинаю верить, что хочу этого. Время, которое я провожу с ним, стоит миллиона наемных убийц, и я расправлюсь с каждым из них, если это будет означать возможность заглядывать в эти темные глаза каждый день до конца моей жизни.
Мне кажется, я влюблена в этого мужчину.
— Срань господня, Киллиан. Напомни мне, почему я так глупо пыталась избегать тебя последние несколько дней, когда мы могли бы делать это вместо этого?
— Я не претендую на то, что понимаю внутреннюю работу женского разума. Однако, если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что это потому, что ты чертовски упряма и не знаешь, что для тебя хорошо.
— Ты хочешь сказать, что ты — это то, что хорошо для меня?
— Ни капельки, — говорит он мне. — Жизнь со мной — это жизнь в руинах, но это не значит, что я не могу заставить тебя почувствовать себя более живой, чем ты когда-либо чувствовала прежде, и уж точно это не значит, что я не могу дать тебе все, чего ты когда-либо хотела, и даже больше. Ты бесценная драгоценность, Кьяра, и я хочу подарить тебе весь мир, даже если для этого придется сжечь его дотла, чтобы он поместился у тебя на ладони.
Мое сердце колотится, и я прижимаюсь к его груди, чтобы повернуться достаточно, чтобы встретить его тяжелый взгляд, и в тот момент, когда наши взгляды встречаются, я чувствую, как что-то укрепляется между нами, как невидимая нить, связывающая наши души.
— Как это возможно, что ты такой ужасающий и в то же время такой милый?
— Я не милый, Кьяра.
— Но ты такой. По крайней мере, для меня. Особенно когда я этого не заслуживала. Я была жестока к тебе последние несколько дней и судила о тебе на основании того, о чем ничего не знаю. Даже в течение тех первых двух недель, прежде чем у нас по-настоящему появился шанс узнать друг друга получше, ты был терпелив со мной, хотя это не в твоем характере. Ты проявил доброту, когда в этом не было необходимости, и я не думаю, что когда-либо говорила тебе, как я благодарна тебе за это. Ты прилагаешь усилия, чтобы мне было с тобой комфортно, и я должна прилагать больше усилий, чтобы отплатить тебе тем же.
— Ты мне ничего не должна, Кьяра. Я не такой галантный мужчина, каким ты меня изображаешь, — говорит он. — В ту ночь, когда я забрал тебя с аукциона, у меня были все возможности вернуться в город и отпустить тебя. Я мог бы дать тебе свободу, но вместо этого я решил оставить тебя для себя. Это не поступок благородного человека.
Глупая ухмылка расползается по моему лицу.
— Возможно, и нет, — соглашаюсь я. — Но, несмотря на то, как я оказалась здесь и насколько это было ужасно, я все равно благодарна.
Киллиан мгновение наблюдает за мной, прежде чем сесть и прислониться к кухонным шкафам. Он поднимает меня на себя, так что я оказываюсь оседланной на его бедрах, а его руки низко лежат на моих бедрах.
— То, что ты видела в моем кабинете...
— Тебе не нужно ничего объяснять, — говорю я, обрывая его. — Это не мое дело, и после того, как я увидела, как ты защищал меня сегодня, я не думаю, что имею право знать.
— Ты моя жена. Конечно, ты имеешь право знать.