Затем, прежде чем Киллиан успевает даже попытаться сделать движение, моя рука молниеносно хватает нож, прикрепленный к бедру, и вслепую взмахивает им по быстрой дуге над плечом. Я чувствую, как что-то впивается мне в поясницу, и в тот же миг мой клинок вонзается прямо в глаз Серджиу.
Серджиу ревет в агонии, когда Киллиан бросается на меня, яростно отрывая меня от своего кузена, и когда моя голова откидывается назад, чтобы взглянуть на Серджиу, все, что я вижу, это лезвие, торчащее из его глазницы, когда он рушится на землю.
— Срань господня, — кричу я еще до того, как падаю на землю.
Все происходит так быстро.
В одну минуту Киллиан летит ко мне, а в следующую я распростерта на полу его мега-подземного особняка, пока он усмиряет своего кузена.
— Ты в порядке? — Киллиан бросает через плечо с резкостью в голосе.
— Я... я не знаю, — говорю я, с трудом поднимаясь на ноги и оглядывая себя, чтобы увидеть пятно крови, начинающее просачиваться на мягкий шелк у меня на талии. — Я думаю, он порезал меня. Возможно. Я не могу быть уверена.
Не желая рисковать, отворачиваясь от Серджиу, он вырубает его, прежде чем, наконец, подойти ко мне, его взгляд блуждает по моему лицу.
— У тебя определенно что-то с глазами, — бормочет он, пока его пальцы танцуют по высокому разрезу моего платья и поднимают материал выше, к талии.
Он осматривает мое тело, замечая свежую рану.
— Да, он тебя достал. Но ты дернулась как раз вовремя. Могло быть и хуже.
— Значит, я буду жить?
— Ты будешь жить, — говорит он мне, в его тоне все еще слышится язвительность. — А теперь давай действительно закончим с этим.
— Эй, — говорю я, хватая его за подбородок и возвращая его взгляд к своему. — Что случилось?
Его взгляд темнеет, и каждая частичка его взгляда разъедает мою и без того почерневшую душу.
— Я должен был суметь разыграть это до того, как это случилось. Он не должен был подойти к тебе так близко.
— Ты не умеешь читать мысли.
— Нет, это не так, — соглашается он. — Однако именно я научил его двигаться как призрак. Я должен был заметить признаки.
— Все в порядке, Киллиан. Теперь он у нас в руках, — говорю я ему, поднимаясь на цыпочки и запечатлевая поцелуй на его губах, все еще настолько зависимая от того, как все пульсирует внутри меня, просто находясь так близко к нему. — И если тебе нужно, ты можешь потратить остаток своей жизни на то, чтобы загладить свою вину передо мной. Но сейчас нам нужно покончить с этим, потому что я голодна, а ужин на вершине Эйфелевой башни кажется мне чертовски вкусным прямо сейчас.
Киллиан смеется и закатывает глаза, но возвращается к делу, и двадцать минут спустя все, что я могу сделать, это разинуть рот от открывшегося передо мной зрелища.
— Какого черта? — бормочу я себе под нос.
Мы стоим в какой-то выложенной плиткой камере. Это не похоже на камеры в его доме, но в этом определенно есть что-то жуткое. Кроме того, любое помещение, оборудованное шлангом и дренажной системой, кажется мне несколько схематичным.
Если я и думала, что комната плохая, то в ней нет ничего о том, что Киллиан на самом деле планирует в ней делать.
Все четыре конечности Серджиу прикованы, и я смотрю с отвисшей челюстью, как Киллиан нажимает кнопку, и цепи убираются в каждый угол комнаты. Они отрывают его от земли и широко растягивают, как гребаную коренастую звезду, и это, должно быть, самое ужасное, что я когда-либо видела. Не говоря уже о том, что нож, который я воткнула ему в глаз, все еще там, болтается при каждом малейшем движении.
Я думала, что войны мафии — это уничтожение семейных линий, время от времени стандартные пытки и немного недружественной перестрелки. Но это показывает, насколько ненормальны некоторые из этих людей. И тот факт, что это уже было установлено в доме, говорит о многом. В этом нет ничего спонтанного.
— Не собираюсь лгать, — говорю я Киллиану, когда он отступает, чтобы осмотреть дело своих рук. — Это полный бардак.
— Я в курсе, — говорит он, возвращаясь ко мне. — Однако дело не только в том, что он сделал с тобой. Он был моим заместителем, тем, кому я должен был доверять, кто прикроет мою спину. Его клятва верности была нарушена, предательство из высших. Его действия против тебя были ужасающими, и я позабочусь о том, чтобы он заплатил за это. Однако его смертный приговор также должен включать ярость, которую я испытываю, когда смотрю в его глаза.
Я киваю, не совсем понимая. Это не тот мир, о котором я знаю достаточно, чтобы иметь возможность сравнить масштабы его преступлений, и у меня никогда не было стабильной семейной ситуации, чтобы по-настоящему понять, каково это — быть преданным кем-то, кто должен любить тебя безоговорочно, но я уверена, что доберусь туда. Однажды я пойму и смогу разделить его боль. До тех пор все, что я могу сделать, это поддержать его во всем, что ему нужно сделать, чтобы это засело у него в душе.
Я не отвечаю, но Киллиану это и не нужно. Он не из тех мужчин, которым нужно оправдывать свои действия. Он делает то, что от него требуется, и если у вас с этим проблемы, это ваша вина.
Грустно улыбнувшись мне, он пересекает комнату и тянется к шлангу.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
— Я не собираюсь начинать, пока он не придет в сознание, а такими темпами мы пробудем здесь всю ночь, — говорит он.
— Ты собираешься облить его ледяной водой?
— Так и есть.
— Было бы ммм... Было бы совершенно неуместно, если бы я это сделала?
Он поворачивается ко мне лицом, и его брови выгибаются в приятном удивлении. Как будто мысль о том, что я проявляю интерес к его работе, не могла сделать его счастливее.
— Будь моим гостем, — говорит он, протягивая мне шланг.
Я широко улыбаюсь, осторожно забирая у него приспособление, и после того, как он открывает кран, я поворачиваю насадку и смотрю, как вода вырывается из шланга. Она окатывает его, и затем, просто для пущей убедительности, я поднимаю резкую струю воды ему в лицо и наблюдаю, как она рикошетом отражается от лезвия в его глазу.
— Это и есть пытка водой? — бросаю я через плечо, не сводя глаз с Серджиу.
— Не совсем, — говорит Киллиан. — Хотя я могу научить тебя всему этому. При правильном применении это довольно эффективная тактика ведения допроса. Однако я бы не стал надевать ничего ценного. Это может быть довольно грязно.
На моем лице появляется ухмылка, но когда вода попадает на лезвие под неправильным углом, оно срывается и разлетается по маленькой комнате.
— Черт, — говорю я с тяжелым вздохом, но мгновением позже Серджиу возвращается в мир с громким вздохом.
Его единственный здоровый глаз расширяется от ужаса, когда он осознает, в каком плачевном положении он оказался, но, в отличие от его жены, он не принимает свою судьбу. Он полон ужаса и дергается в цепях, отчаянно пытаясь найти выход, но его нет. Ему следовало бы знать лучше.