–… С головой совсем не в порядке? Тебе до этого в твой пустой череп не приходило, что это, блять, не игрушки? — рычал он.
— Незборецкий, боже мой, успокойся, ради Бога! Тебе все объяснят. За такие деньги мой отец, как два пальца об асфальт, вытащит меня отсюда. Штраф в две сотни и полтинник на руку начальству — дело закрыто! Ты действительно думаешь, что я не предусмотрела ничего до того, как взяться за эту канитель?
— Что происходит? — пикнула я, чем вызвала резкий взгляд парня, который чуть ли не метал молнии.
— Пусть вам все объяснит адвокат, нас заждались. До свидания, молодые люди! — низкий баритон полицейского резанул по ушам. Маша лишь бросила на меня мимолетный безразличный взгляд и скрылась в дверях отделения.
— Ты даже не представляешь, сколько пиздеца бы случилось, если бы ее не спалили, — заключил Незборецкий, потирая уставшее лицо ладонями, одновременно обращаясь ко мне. Нервно сглотнув, я, взяв парня за руку, направилась вместе с ним по мраморным ступеням внутрь огромного здания, где нас уже ожидал тот, кто в этом разбирается, целясь рассказать нам, в чем заключалась сделка между моей подругой и заказчиком.
Комментарий к Part 22. Внизу будь начеку, наверху смотри в оба
Знаю, что все сейчас чересчур запутанно и не разберешь, но так надо. В следующей главе постараюсь все разложить по полочкам.
И простите меня, пожалуйста, за долгое отсутствие и маленькую главу.
Всех люблю. Приятного прочтения.
========== Part 23. На темную сторону силы ==========
Мне придется убить тебя, ведь только тогда я буду знать точно,
Что между нами ничего и никогда
Уже не будет возможно.
После разговора в комнате с Машей, где Киру обвиняют в сливе информации про Кирилла.
Когда ты получаешь какие-то супер неожиданные шокирующие новости, тело напрягается, будто кол проглотил, голова мыслить ясно больше не собирается до тех пор, пока к тебе не придет верное осознание того, что ты где-то знатно проебался. Вот так и со мной. Полгода назад все началось, полгода меня водили вокруг пальца, полгода назад я встретила Кирилла и ровно, черт их дери, полгода назад, в декабре, я — непреднамеренно — все, что знала, рассказывала Цинковой, даже не подозревая о ее гребаных проделках. И сейчас, выслушивая от рослого тучного мужчины всяческие извернутые планы покушений и действий, я не верю своим ушам. Я не хочу принимать все всерьез, я не хотела бы этого знать, но по-другому не выйдет.
— Цинкова Мария Дмитриевна, — начинает зачитывать с первого заверенного листа адвокат, — обвиняется по статье «сто пятдесят девять» — мошенничество, и по статье «сто десять» — намеренное доведение лица до самоубийства или до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или унижения человеческого достоинства потерпевшего, — выдыхает мужчина, поднимая взгляд на, ошалевших, меня и Кирилла. — Карается принудительными работами с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до семи лет. То же самое, совершенное в отношении двух или более лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, наказывается лишением свободы от восьми до пятнадцати лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься какой-либо деятельностью до десяти лет и с ограничением свободы на срок до двух лет, — четкие, отработанные фразы, каменное, но понимающее, лицо, усталый вид, ибо до пяти утра с нами тут возиться ну больно тяжко. Как представлю, сколько всего еще нам придется пройти и оформить, сколько будет длиться эта канитель вообще представить сложно, честно говоря. Мы почти синхронно шумно выдыхаем, обреченно переглядываясь, откидываясь на неудобных стульях в кабинете представленного нам адвоката.
Через тонкий тюль едва начинают пробираться майские лучики солнца, освещая грязный паркет комнаты и потрескавшиеся бежевые стены. На часах пять часов сорок три минуты. Я незаметно зеваю, подпирая ладонью осунувшееся лицо, второй рукой переплетаю пальцы с пальцами Незборецкого, который тоже до жути уставший, ибо не спал более суток, начиная с больничной койки.
— Мы сможем как-то быстро это уладить, чтобы не было лишней шумихи? Все-таки мы с братом являемся достаточно публичными личностями, и нам бы не особо хотелось возиться с этими, не пойми откуда взявшимися, проблемами. Тем более, если это дойдет до туда, докуда не надо, все выльется в серьезную неразбериху и ненужные слухи. Мы на вашей стороне и принимаем любые условия, в пределах разумного, — многозначительно заканчивает парень, сжимая мою кисть и подбираясь ближе к дубовому устойчивому столу. Вот значит, как решаются все дела. Просто «давайте уладим без шумихи за несусветные бабки, и дело закрыто»? Да уж, без коррупции в России сейчас никуда.
— Мы обо всем договоримся позже, Кирилл Игоревич, — Илья Алексеевич, он же адвокат, складывает бумаги в единую стопку, одновременно вертя гелиевой ручкой, которая неприятно пачкает пальцы жидкими чернилами. — А сейчас я вынужден вам обо всем доложить, чтобы ввести вас в курс дела. Если не возражаете, наедине, — мужчина зыркает на меня, следом впиваясь взглядом серых, как асфальт, глаз, в лицо Кирилла. Последний кивает, склоняясь ко мне.
— Попроси Макса отвезти тебя домой, я тут надолго. И пусть он побудет с тобой, одна не оставайся, — кивая, встаю, одергиваю футболку, кидаю прощальный взгляд на адвоката, провожу, ободряюще, ладонью по плечу Кира и скрываюсь за дверью.
Конечно, уходить я никуда не собиралась.
Оглядываюсь по сторонам промозглого серого коридора, направляясь в самый дальний угол, пропахший сыростью, где расположился автомат с горячим не-совсем-кофе. Навряд ли тут есть что-то более бодрящее, чем пятидесятимиллилитровый стаканчик недо-кофеина. Опускаю ржавую монету в приемник, выслушивая, как гулко она падает на дно копилки, зачисляясь на табло цифрой «десять». Машина начинает издавать кряхтящие звуки, гудит, после чего — выдает помятый стаканчик с эспрессо без сахара.
Усаживаюсь на ближайший скрипящий стул, что, в принципе, попадаются на каждом шагу, по периметру здания. Подпираю собой стенку, шумно выдыхаю, снова затягиваясь холодным воздухом. Голова трещит, будто туда поочередно влетает и вылетает кукушка. Слышу отдаленные голоса, реальность смешивается с непонятной, густой, словно патока, полудремой. Хочется спать. Хочется уткнуться носом в мягкую подушку, пропитанную приятным запахом одеколона, и благополучно забыться сном. Но этого не происходит. Нам тут торчать еще, как минимум, часа два, а то и больше.
Пока оформим документы, пока Кирилл уладит все насчет того, чтобы вся эта ненужная информация не разлетелась по социальным сетям, а то и дошла до Васи Басты. Он, конечно, мужик толковый, поймет все от и до, но зачем его впутывать в свои же проблемы? Мальчики взрослые, сами разберутся.
Устало перевожу взгляд на часы. Стрелка двигается с такой неохотой, что хочется взять и перемотать ее на день вперед, когда все уладится. Надо ли верить, что завтра будет лучше, и будет ли оно вообще? Как оказалось потом — не будет.
К кабинетам потихоньку начинает собираться народ. Кто-то притащил пачку документов на подпись, кто-то держит в трясущихся руках одно помятое заявление, кто-то злостно цыкает, в сотый раз глядя на часы в приемной. Минуты сменяются минутами, секунды секундами, правда, не так быстро, как хотелось бы. Из кабинета «триста семьдесят два» никто не показывался уже около двух часов. Монотонные голоса адвоката и Кирилла изредка прерываются, иногда одновременно, иногда поочередно. Но только когда я уже слышу приближающиеся из-за двери шаги, поднимаюсь на ноги, одергивая одежду и заправляя лохматые волосы за уши.