— Что случилось?
— Поливает будьте-нате, — запыхавшись, ответил Володя. — По пояс в воде уходили.
Вторично в эту ночь под землёй пронзительно завыла сирена: «Всем покинуть тоннель!» Срочно всех подняли наверх.
В предутреннем, чуть зарумяненном рассвете вышли люди на шахтную площадку. И стало особенно чётко видно, какие чёрные, осунувшиеся у них были лица. Вся одежда до нитки вымокла. В карманы, в сапоги, за пазуху набилось песку.
Проходчиков душила горькая обида.
С таким трудом они пробивали в мёрзлом грунте тоннели! Столько силы вложили в них! И вот тебе — на! Полгода труда пропало…
К Скрипникову подошла жена. Всю ночь она простояла на своём посту. Рабочим у подъёмника не приходилось воевать с плывуном, но они обеспечивали сражающимся тылы.
— Неужели всё кончено? — спросила Нина…
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
— Алло, профессор? Здравствуйте. Говорят с двести тринадцатой шахты. Мы хотели бы услышать ответ. Готов ли он?
— Рановато звоните. Пробы и анализы пока ещё в лаборатории.
— А предварительное заключение можете дать?
— В общих словах, конечно. — Профессор слегка откашлялся, отстранив трубку. Потом продолжал: — Как показали исследования, вы проморозили русло подземной реки достаточно прочно. И она бы не растаяла, не превратилась бы в плывучую землю, если бы не коварный нрав льда. Получилось так, что созданная вами подземная льдина раскололась сама собой.
— Кто же, по-вашему, недоглядел: проходчики или бурильщики?
— Нет, среди них виновных не ищите. Тут действовали законы природы, которые, к сожалению, не всегда людям подвластны.
КОГО БЕРУТ С СОБОЙ В РАЗВЕДКУ
Ничего не подозревая, на следующее утро ехал на работу Михаил Григорьевич Тихонович.
Вечер накануне он провёл у телевизора.
Собралась вся семья. Пришла, его взрослая дочь Галина со своим мужем Володей. Жена — Ольга Семёновна — оставила все домашние заботы на кухне и уселась рядом. Даже маленький внучек Андрейка забрался к нему на колени.
Смотрели многосерийный фильм «Ставка больше, чем жизнь». С восторгом следили за невероятными приключениями отважного польского капитана Клосса.
— Вот это герой! — воскликнула Галина.
И вдруг внучек Андрейка неожиданно спросил:
— Дедушка, а ты бы смог, как капитан Клосс?
Тихонович думал: как бы он поступил в трудную минуту? Ведь она бывает в жизни каждого. И не обязательно только на войне. Хотя бы один раз на долю человека выпадает такое испытание, когда ни переждать, ни промолчать, ни спрятаться нельзя. И сразу станет ясно, каков ты есть. Способен ли на отважные, отчаянные поступки, ну как, например, капитан Клосс, или же смалодушничаешь, испугаешься…
Пока вспоминал, поезд домчал Деда до конечной остановки — «Площадь Ленина». Скоро за ней появятся ещё семь станций.
Удобная эта штука — метро! Не успеешь оглянуться — попадёшь из одного конца города в другой. Но пока Деду приходится пересаживаться на автобус.
На улице дул резкий противный ветер. Было зябко и сыро. С неба сыпался не то дождь, не то снег. Михаил Григорьевич поднял воротник и быстро вскочил в подошедший автобус.
Скорей бы добраться до шахты.
И вдруг его ошарашили.
— Улица Политехническая перекрыта, — бесстрастным голосом вещал в громкоговоритель шофёр. — На площади Мужества автобус не останавливается.
Дед сразу понял: что-то случилось на двести тринадцатой. Шофёр называл именно те места, под которыми роют тоннель в замороженном грунте. Всего лишь день назад там было всё спокойно. А сейчас? Зачем он дал начальнику уговорить себя перейти на другую шахту? Не надо было покидать своих друзей — Костю Татариновича и Василь Василича Скрипникова. Ему подумалось, что если бы он вчера был там, под площадью Мужества, ничего бы не произошло. И автобусам не пришлось бы ехать в объезд. Ему захотелось выскочить и побежать. Но он понимал, что не выгадает время.
Наконец Михаил Григорьевич добрался до своей новой шахты.
И тут проходчики ему всё рассказали.
— Я возвращаюсь на двести тринадцатую, — решительно заявил Тихонович.
— А как же мы?
Это спросил Василий Некирка, его верный подручный в бригаде, парень-весельчак и, по общему признанию, постоянный «переводчик Дедовых молчаний». Его всегда улыбчивое широкое лицо сейчас было серьёзным. Да и остальные смотрели на Деда с укоризной.