========== … а ребенок поднимается. ==========
Оби-Ван Кеноби не мог поверить в происходящее.
Он догадывался о многолетней связи Энакина и сенатора Амидалы, даже предполагал, что отношения влюбленных начались после событий на Джеонозисе. Недавно он почувствовал, что Падме беременна, но… не мог поверить, что ребенок Скайуокера стоял сейчас прямо перед ним, повзрослевший и почти полностью обученный.
Если бы события последних суток в общем не казались сумасшествием, Оби-Ван мог бы поклясться, что все это — настоящий бред.
Он старался не показывать Падме и Люку, что болезненное отчаяние нависло над ним, словно грозовая туча над Камино. Он пытался быть оптимистом. Он делал все, чтобы казаться доброжелательным и спокойным.
— На самом деле это сводит меня с ума, — рассеянно пробормотал он, обращаясь к Си-Трипио.
Он с сожалением подумал, что даже если все и переживут предстоящую встречу, протокольный дроид и Энакин больше не встретятся. Почти маниакальная любовь Скайуокера к дроидам, которых он считал почти живыми, наложила отпечаток и на Оби-Вана.
Люк, казалось, полностью погрузился в себя. Он почти не реагировал на бесконечные вопросы золотистого дроида, а если и отвечал, то совершенно невпопад.
Падме очень тяжело восприняла новости о предательстве Энакина и молча удалилась в свою каюту. Оби-Ван не хотел ее беспокоить, понимая, что лишняя информация только навредит ей, но ему казалось, что Амидала и так все прекрасно понимает. Она тщательно избегала встречаться с Люком, впрочем, мальчик отвечал ей взаимностью.
Возможно, это было одним из проявлений временного парадокса, призванным предотвратить их контакт.
Происходящее заставило Оби-Вана поверить в невозможное. Магистр Йода и Квай-Гон неоднократно ругали его за использование этого слова, да и Энакин тоже горячо осуждал такую позицию, настаивая на том, что невозможного не существует, есть просто разная степень вероятности.
Но если кто-то еще вчера предложил ему вычислить вероятность сегодняшних событий, то Оби-Ван не задумываясь бы ответил, что она равна нулю. Что это невозможно.
Энакин на Темной стороне и Падме, беременная от Энакина тем, кто сейчас сидел на полу скрестив ноги и пытаясь погрузиться в исцеляющий транс.
Если бы вчера кто-то вздумал рассказать все это Кеноби, он бы, наверное, рассмеялся и предложил тому фантазеру обратиться к врачу.
Во всяком случае, он надеялся и верил, что все вместе они смогут хотя бы попытаться спасти Энакина.
…
Дарт Вейдер стоял на узком мостике над дымящимся потоком лавы, от которого его отделяла лишь тонкая металлическая конструкция. Вокруг него струилась темная энергия его собственной ярости.
Он пил огненную Силу этого безжизненного места. Мощь Силы была везде, однако здесь она будто бы не имела вкуса.
Ему было необходимо поделиться с кем-нибудь этой победой.
С Падме.
Она не должна была узнать о Люке — это могло сломать ее. Вейдер знал, что скоро мальчик вернется в свое время, и все произошедшее уладится. Они уладят это как отец и сын.
Ему стало нехорошо при мысли, что сын соблазнил его. Хотя первая ночь, возможно, и была случайностью, но мальчик совершенно точно знал, с кем провел вторую ночь. Если бы у Люка были хоть какие-нибудь моральные принципы, он бы не совершил этого.
Джедаи — каждый джедай — сполна ответит за совращение его сына!
…
Когда Падме Амидала наконец вышла из своей каюты, по ее лицу все еще текли слезы, а горло сжималось такой болью, что говорить было невозможно. Не говоря уж о том, что ребенок в ее животе практически кричал от страха.
Разумеется, ей было страшно. Люк кратко рассказал о своем времени, где Энакин Скайуокер стал полуживым жестоким киборгом-ситхом по имени Дарт Вейдер, где галактика согнулась под гнетом тирании Палпатина, и лишь маленькая горстка повстанцев противостояла кровавому диктату. События, которые происходили в галактике были вызваны смещением баланса Тьмы и Света.
Падме имела весьма смутное представление о джедаях и ситхах, однако сейчас она видела угрозу гражданским свободам демократической Республики.
И сейчас ее муж был этой угрозой. И ее малыш в утробе знал об этом.
…
Люк принял решение остаться на корабле задолго до того, как его мать попросила его об этом, но Оби-Ван решился возражать ей.
— Что если он нападет на тебя?
Она лишь покачала головой и горько прошептала:
— Если мы разочаруемся в нем, то он разочаруется в себе. Если мы будем подозревать его, то он будет подозревать нас.
Люк знал, что в ближайшие минуты мать встретится с отцом. Сдерживая подступающие к горлу слезы, он спросил:
— Ты полагаешь, что сможешь изменить будущее, из которого я пришел?
В глазах матери — кофейно-коричневых глазах, как у Леи — стояли слезы.
— Нет, — ответила она, — но мы будем надеяться, что будущее, в которое ты вернёшься, будет хоть немного лучше.
***
Дарт Вейдер бросился к кораблю Падме, желая немедленно поделиться с ней своей победой, рассказать любимой о мире, который он восстановил лезвием своего меча.
Падме Амидала спустилась по трапу, инстинктивно прикрывая руками живот, опустив глаза, боясь увидеть в глазах Энакина нечто ужасное.
Оби-Ван Кеноби внимательно прислушивался к эмоциям своего бывшего падавана.
Люк Скайуокер яростно пытался подавить воспоминания о минувшем кошмаре: резне в Храме и визите Палпатина.
Дарту Вейдеру пришлось напомнить себе, что для Падме его имя было Энакин. Новое имя уже полностью захватило его сознательное я, и каждый сделанный им шаг был шагом Вейдера.
Но Падме назвала его другим именем, и на мгновение в нем всколыхнулось ощущение, что он превратился во что-то, чем не должен быть. Он обнял жену, наслаждаясь, что она живая в отличие от этой жуткой вулканической планеты.
Живая. И в безопасности благодаря ему.
— Я заметил твой корабль.
— Я должна была прилететь и увидеть тебя, Энакин. Мне нужно задать тебе много вопросов.
— Что тут спрашивать? — наигранно улыбнулся Энакин. — Я принес мир в галактику!
— Энакин, это ужасно! Ты возглавил атаку на Храм Джедаев?
Гнев вспыхнул внутри, готовый захватить сознание… Вейдер выдохнул, тщательно контролируя свои действия, и просто спросил:
— Откуда ты знаешь?
— От Оби-Вана.
Ах, Оби-Ван. Он мог бы и догадаться.
— Оби-Ван приходил к тебе? — прорычал Энакин. — Оби-Ван пытается настроить тебя против меня. Джедаи меня предали! Предали нас! Республика предала нас!
— Что ты говоришь, Энакин? — Падме схватила его за руку, заглядывая в глаза.
Он увидел застывшие в глазах любимой слезы и улыбнулся нежно, насколько мог.
— Мы будем править галактикой вместе. Я свергну Палпатина, и мы сможем сделать так, как считаем нужным.
— Все, чего я хочу, это чтобы мы были вместе. Ты и я — вместе, в мире и спокойствии, вдали от этого кошмара. Давай уедем куда-нибудь, подальше от войны.
— Война закончена, Падме. Я выиграл!
— Что ты выиграл? Место рядом с наставником, который использовал тебя, чтобы получить власть?
— Я использовал его. Это путь ситхов!
— Но ты не ситх!
— Как ты смеешь говорить мне, кто я есть? — Энакин сжал ее подбородок рукой в перчатке. Его глаза были темными, как глубины космоса, и горящими, словно сердце звезды.
— Послушай меня, Падме! У меня есть мощь, чтобы защитить тебя! Теперь я спасу тебя от моих кошмаров!
— Я не хочу твоей мощи и не нуждаюсь в твоей защите. Все, что мне нужно — твоя любовь! — она протянула руку и нежно погладила его по щеке, так осторожно, что он едва почувствовал прикосновение. — Давай уйдем! Пойдем со мной, Энакин, пожалуйста.
— Это ты пойдешь со мной, Падме! Мы будем править галактикой!