Вернувшись в кабинет, он составил электронное письмо для Ванессы, или Пигкипера. Прочитал с полдюжины раз, прежде чем отправить.
«Я в твоей власти. Мне нечем воздействовать на тебя, все козыри — твои. Если придёт день, когда ты позволишь мне получить то, что я хочу, причина будет в том, что смягчение своей позиции ты сочтёшь лучшим для себя вариантом. Не в моих силах заработать или заслужить такую милость с твоей стороны».
В предыдущих письмах он или спорил с Ванессой, или пытался манипулировать ею, хотя никогда раньше она столь явно не давила на его чувство вины. На этот раз перестал взывать к благоразумию, не пытался выступать с позиции силы, а просто признавал свою беспомощность.
Он не ожидал ответа, как немедленного, так и вообще. Даже если его письмо вызвало бы лишь ядовитый сарказм, он более не собирался отвечать в том же духе. Долгие годы она унижала и унижала его, пока ненависть к ней Брайна не сравнялась с ненавистью бывалого матроса к бушующему морю, накопившейся после тысячи штормов. На кухне, сев за кухонный стол, он открыл чистую страницу, заточил карандаши.
Необъяснимое волнение охватило Брайана, возникло ощущение, что перед ним открываются новые горизонты. Он чувствовал, что находится на пороге откровения, которое изменит всю его жизнь.
Начал рисовать голову собаки, но на этот раз не повёрнутую чуть влево. Нет, рисовал так, словно собака смотрела прямо на него.
Более того, намеревался нарисовать только часть головы, от бровей до середины длинного носа, сосредоточившись на глазах и прилегающих к ним участках морды.
Подивился, что в его памяти запечатлелись такие мелкие подробности. Он видел собаку только один раз и не очень-то долго, однако перед его мысленным взором она стояла, как живая, напоминая чёткую фотографию или голограмму.
Пройдя по цепочке от мозга к руке, карандашу, бумаге, взгляд золотистого ретривера начал проявляться в оттенках серого. На новом рисунке глаза стали огромными и глубокими, полными света и тени.
Брайан что-то искал, какую-то уникальность, увиденную им в этой собаке, но до конца не понятую. И теперь подсознание пыталось вытащить на поверхность всё то, что он едва уловил, дать ему увидеть и понять, что же это такое.
Ожидание чуда наполнило его, но рука продолжала работать быстро и уверенно.
Глава 10
Лунный свет накрывает ночь сюрреалистической вуалью, однако во всём чувствуется, что владельцы гордятся своим домом и участком и тратят немало сил и средств на уход за ними.
Забор, столбы, поперечины, штакетник сверкают белой краской. Лужайка под ногами аккуратно скошена, плотная трава пружинит, ровная, как на площадке для крокета. Одноэтажный домик скромный, но симпатичный, выкрашен белой краской с тёмной, неясно какого цвета, отделкой. Карниз резной, сочетается с наличниками. И то, и другое, несомненно, вышло из-под рук хозяина дома в свободное от основной работы время.
По креслам-качалкам на переднем и заднем крыльце, купальням для птиц, миниатюрной ветряной мельнице, фигуркам гномов в саду Харроу делает вывод, что хозяева дома близки к пенсионному возрасту или перевалили через него. Участок напоминает гнёздышко, в котором его обитатели рассчитывают жить долго, реализуя честно заработанное право на отдых.
Он не сомневается, что под его ногой не скрипнет ни ступенька, ни половица крыльца, но всё-таки подниматься не рискует. Льёт бензин между стойками ограждения, сначала на заднее крыльцо, которое выходит на поля и рощу старых дубов, потом на переднее.
По траве узкая полоска бензина соединяет оба крыльца, а из оставшегося в канистре он протягивает «шнур» но дорожке к калитке в заборе из штакетника.
Пока Лунная девушка ждёт его у конца «шнура», он возвращается к дому, чтобы поставить пустую пластиковую канистру на крыльцо. Неподвижный воздух уже пропитался парами бензина.
На себя он не пролил ни капли. Отходя от дома, складывает ладони лодочкой, подносит к носу. Руки пахнут свежестью — не бензином.
Из кармана кожаной куртки Лунная девушка достаёт коробок спичек. Пользуется она только деревянными.
Чиркает, нагибается, поджигает влажную полоску, которая тянется по дорожке к переднему крыльцу. Низкие сине-оранжевые огоньки убегают от неё, словно волшебная ночь вызвала из темноты процессию танцующих фей.
Она и Харроу вместе идут к западной стороне дома, откуда видны оба крыльца. В доме только две двери, парадная и чёрного хода. Каждая открывается на соответствующее крыльцо. Вдоль западной стены три окна.