— Не дай ему прийти в себя! — крикнула я татю и поспешила к лестнице. — Серж, вставайте! Гусар, подъем!
Корнет, придерживаясь за стену, встал, но его ощутимо пошатывало. Я взяла руками его лицо и жарко поцеловала в губы. Из благодарности за очередное спасение и для приведения в чувство. В коридор нетвердым шагом вышел полковник Стрыгин, на меня он посмотрел задумчиво и с опаской. Выглянули и Аслан с Тимофеем, в их глазах тоже смешались восхищение и страх.
— Дали Вы, Александра Платоновна, — сказал Макаров, сидящий на каменном полу у входной двери. — Я такого ужаса никогда не испытывал.
Наверное, пристав с ним бы согласился, но Николай Порфирьевич лежал тут же без чувств, только что-то мычал. Два бледных полицейских очумело пытались прийти в себя.
— Мужчины! Злодей внизу огорошенный лежит! Бегом туда!
И подала пример, прыгая через две ступеньки.
На улице Магнус Ульм распластался без сознания, над ним стоял Михайло, едва заметными движениями пальцев крутивший кистень, рядом присел полицейский, держащий пистолет за ствол и готовый в любой момент приложить остзейца по голове. Пока это было бы ни к чему, отступник погрузился в такие глубины беспамятства, что мог и не вынырнуть из них. Но вот что с ним делать дальше, я не знала. По-хорошему, злодея следовало бы допросить, однако как контролировать это чудовище — вопрос не праздный. Больно уж силен, мерзавец. Очевидно, те же мысли были и у Александра Семеновича, он подошел в задумчивости, оценивая варианты.
— Есть возможность лишить его таланта? — спросил он меня.
— Это Вам лучше знать, Вы же поставлены надзирать за освещенными. Мне такие способы неведомы. А с этим, — я пнула остзейца носком сапожка, — вообще не представляю, что делать.
— Понятно, — ответил начальник Особого отдела. — Тогда под мою ответственность.
Он вытащил из-за пояса пистолет. Замок вжикнул, раскручивая кремень, порох на полке вспыхнул, и тяжелая пуля поставила жирную точку в жизни Магнуса Ульма. Кровь и частички мозга брызнули по булыжникам, я едва успела убрать ногу, чтобы не заляпаться.
— Думаю, это самое верное решение, Александр Семенович. Под присягой подтвержу, что иной выход полагаю небезопасным.
И вновь никаких сомнений или сожалений.
Черствею душой и разумом.
Стрыгин все пытался остановить кровь из рассеченного лба, он посмотрел на покойника, плюнул в него и обратился ко мне:
— Александра Платоновна, у меня появилось нестерпимое желание стать хорошим человеком. Не обещаю, но если Вы встанете у меня на пути в моих буйствах, то очень постараюсь исправиться. И ведь считал же все эти таланты mentalis баловством, а оно вот как. Велик Мани в мудрости своей.
На улицу вышел и бледный Спиридонов. Оглядел тело остзейца, а затем обнял меня.
— Не любил бы тебя, Шурка, так десятой дорогой обходил бы теперь. Спасла ты на всех, вот понимаю это.
— Фатов нас всех спас. Не выстрели он, порешил бы нас отступник. Без зарядов я уже осталась.
— Да, гусар удивил. Когда мы все от ужаса, что ты устроила, срались, он шатался, но пошел к тебе на выручку.
Корнет стоял возле двери, прислонившись к косяку, и глядел на меня. Я улыбнулась, он шутливо отдал честь и одними губами прошептал три слова.
На душе моей стало тепло и уютно.
Последним, кто обратился ко мне, стал Михайло Бондарь:
— Ваше Сиятельство, ежли Вы надумаете устроить большую облаву, не забудьте об этой, — он показал на труп, — услуге. Предупредите общество, я тогда за триста верст от города хрять[125] буду. Не представляю, что там внутри люди чуяли, если я тут чуть в штаны не наложил со страху. Ваши же дела?
Я кивнула. Привычно уже всмотрелась в собеседника, и страхов у него нашлось предостаточное количество. И самым ярким в них был мой Свет.
Глава 24
Голова неожиданно взорвалась приступом боли, и я чуть не рухнула рядом с Магнусом. Это было бы весьма неприятно, учитывая, что все вокруг оказалось забрызгано содержимым его башки. Меня подхватил под руки Макаров.
— Александра Платоновна, плохо совсем? Может, воды организовать?