— Куттер досматривали перед отходом?
— Досматривали, конечно. Список пассажиров и команды вот туточки. С кем приплыли, те и отправились домой, с ними еще один пассажир только был. Некий Джон Смит.
— Ни о чем не говорит.
— Мне говорит, — мрачно ответила я. — Все равно что Иван Иванов. Без выдумки вот так вот.
Макаров сразу все понял. Под именем некоего Джона Смита Санкт-Петербург и Россию покинул Александр Дюпре. На мой вопрос, возможно ли догнать этот корабль, раз отчалил он всего несколько часов назад, все портовые служки как один заявили, что это выше сил человеческих. Ветер англичанину сопутствует, а посоревноваться в скорости с этим самым куттером мало кто способен. Мне даже показали картину с его изображением: длинный, узкий корпус и три паруса только подчеркивали стремительный характер этого суденышка.
Для успокоения совести и души Александр Семенович потребовал опросить проверявших корабль таможенных, и те лишь подтвердили нашу общую догадку. По описанию пассажир полностью походил на теперь уже бывшего главу бывшего отделения Британской Ост-Индской компании в столице Империи.
Глава 25
Паровоз плавно набирал ход, выпуская в морозное небо клубы дыма. Февраль выдался неожиданно теплым, но именно сегодня западный ветер принялся пощипывать носы прохожих, изволивших покинуть натопленные дома. Зимнее солнце расщедрилось на свои лучи, а, значит, к ночи лед трещать будет.
Но в паровозной будке даже жарко, огонь в топке бушует, и каждый раз, когда ее открывают, чтобы закинуть еще одно полено, он взрыкивает в желании выскользнуть из тесной чугунной темницы. Но нет, тяга рассчитана верно, и весь жар устремляется по патрубкам к пузатой трубе.
Обе машины работают отменно, никаких посторонних лязгов или трясок, шатуны терпеливо передают вращение на колеса, и скорость все более возрастает. Паровоз как будто гордится своим богатырским здоровьем и благодарен мне за помощь в его рождении.
Я и в самом деле многое сделала для него. Инженеры, понукаемые моим Светом, сотворили идеальный механизм, а все огрехи при постройке гудели тревожным набатом в моей душе, мастера, уже наученные опытом, без прекословий исправляли указанное.
Сейчас тут тесно, ведь на первое большое испытание в будку набилась тьма народа: помимо меня — машинист Пахомов, управляющий заводом Вяжницкий, инспектор от Министерства внутренних дел Коломин, чиновник от транспортного ведомства Некрасов и внезапно проявивший интерес граф Аракчеев. И в уголке Аслан как мой защитник, ведь приказ об охране графини Болкошиной никто так и не отменил.
— Ходко идет! — крикнул Некрасов. — Если и груженый как пустой будет, так совсем замечательно!
— Это мы только разгоняемся! — ответил Вяжницкий. — Без груза определили скорость на прямом участке — семьдесят верст в час! С тремя вагонами, гружеными мешками с песком, получилось до шестидесяти пяти и почти не прибавили в длительности разгона!
Разговаривать было сложно из-за стука колес, свиста ветра и рева огня в топке, поэтому дальше в основном все ограничивались восклицаниями. Молчали только Аслан и машинист, да Аракчеев совал любопытный нос во все механизмы, поглядывал в окошки. А за ними заснеженные поля уже начали размываться в стремительном движении.
Я прислушалась к своим ощущениям и довольно кивнула: никаких беспокойств не ощущалось, огромная скорость была в радость паровозу, и он продолжал свой бег без намеков на неполадки. Ульян спокойно крутил регуляторы подачи пара и раз в минуту, расталкивая важных господ, бегал посмотреть, что происходит впереди. Помощник ему нужен обязательно, хотя большие чины от транспортников по этому поводу в своих кабинетах кривили носы — мол, лишние расходы. Надо не забыть после поездки напомнить об этом Некрасову, сам ведь видит неудобство. Сейчас только испытания, но уже и Коломин скинул полушубок и встал за кочегара, потому как Пахомов еще и поленья в топку кидать совсем уже не мог. Не продумали мы это, а ведь на поверхности проблема. Вяжницкий встал на заслонку и по команде машиниста стал ее открывать и сразу запечатывать обратно, чтобы не терять жар.
От гатчинского завода поезд проехал уже пятнадцать верст, когда Аракчеев позвал меня в сторонку и крикнул в ухо:
— Не желаете на воздух прогуляться?
Я удивилась, но кивнула и, показав Аслану, что все в порядке, открыла правую дверь будки. Ох, не учла, что на такой скорости ветер просто невыносим! Однако в конце припасного вагона есть маленькая каморка для отдыха экипажа — придумка одного из гатчинских подмастерьев. Именно он задумался: а как выдержит машинист и его подручные долгий путь, если им даже присесть негде? За правильно подмеченную недоработку молодой парень был вознагражден премией, и в проект внесли изменения. Вдоль угольного ящика и бочки с водой с правой стороны проложили дорожку с железными поручнями, по которой мы с графом и добрались до нужной дверки. Печка в каморке растоплена не была, но зато от ветра скрылись, можно сказать, что даже тепло стало. Две кушетки вдоль стен напротив друг друга оказались вполне удобными, чтобы расположиться на них, а Алексей Андреевич обнаружил сбоку хитрой конструкции столик, который можно было откинуть, закрепив на полу складной ножкой.