Я киваю. Я был уверен, что наши юристы смогут найти способ исказить смысл фразы «в соответствии с законодательством штата» для того, чтобы выкинуть ее из компании по причине некомпетентности.
– Что-то подобное попадает под случай частного посредничества?
– Это то, что они сказали.
Нам приносят наши напитки.
– Доказать это не составит труда, учитывая, что полдюжины людей видели, как она «читала» мысли собаки. А плохая новость?
Он протягивает руку и стучит по экрану.
– Они будут рассматривать дело согласно расписанию. Это будет медленно.
– Для этого мы смажем колеса.
– Мы не сможем решить вопрос деньгами. Все должно быть по правилам. Мы должны вести себя как бойскауты, иначе дело может быть оспорено.
– Как долго?
– Недели. Я не знаю, – говорит он. – Они сами не знают.
Я закручиваю лед в своем напитке. Это плохо. Она отказалась от денег, что означает, она думает, что может получить больше. Лучший способ добиться этого – довести все до такого плохого состояния, что нам придется заплатить. Как в ситуации с заложниками.
Он смотрит на меня, ожидая, что я скажу. Все всегда ждут от меня ответа, плана действий. Обычно я все решаю. Но работать под руководством непредсказуемой мошенницы, которая притворяется, что читает мысли собаки?
– Тогда нам придется управлять ею.
Порочный азарт проходит сквозь меня, когда ко мне приходит идея. Я делаю глоток скотча. Ставлю его. Прикрываю глаза. Дышу. Фокусируюсь на спокойствии, которое распространяется по мне.
Когда я открываю глаза, Бретт смотрит на меня. Ожидая.
– Никогда не думал, что буду ностальгировать по минимальным ставкам за квадратный фут Калеба и его цепи вокруг моей лодыжки, – произношу я.
Он фыркает.
– Блять, серьезно?
Калеб никогда не понимал новой экономики. Никогда не понимал, как можно получить больше прибыли за то, что сначала несло убыток. Время от времени это стоит того, чтобы в итоге получить что-то чертовски шикарное. Невозможно сразу назвать цену, если вы собираетесь построить что-то охренительно крутое.
Но для Калеба все дело в прибыли. Этот мужчина из 80-х выносит мой мозг.
– Начни управлять ею. Не отвлекай ее. Не дай облажаться. Одобряй. Это должно быть легко для тебя. Она ни с кем не встречается, – говорит Бретт.
Я киваю. По словам нашего частного сыщика, она ведет спокойную жизнь. Без парня.
Бретт усмехается:
– Ты будешь играть хорошего копа, а я плохого. Я соберу улики, поработаю с адвокатами и буду продолжать копать, а ты просто положи ее на лопатки.
Я смотрю вниз на свои пальцы, обхватывающие стекло, вспоминая, как она смотрела на них.
– Ты сможешь ведь, верно? Один из самых завидных холостяков Нью-Йорка? Ты мог бы стать очень хорошим копом. Ты мог бы держать ее насытившейся, пока мы будет отвоевывать фирму.
Я фыркаю. Один из самых завидных холостяков Нью-Йорка – титул, данный мне журналистами. Поверьте, никто, кому когда-либо присваивали такой титул, не был рад этому.
– Заставь ее вступить в фан-клуб Генри, – продолжает Бретт. – Пригласи ее куда-нибудь. Очаруй. Романтический пикник в парке. Полет на вертолете миллиардера.
Я пытаюсь представить, как провожу с ней все эти пикник-одеяло-и-охлажденное-шампанское-в-парке штуки таким образом, чтобы это не выглядело фальшиво и убого, но не могу. Все, что я вижу – это как она поправляет свои очки, а карие глаза со злостью прожигают меня.
– Нет, такой способ не сработает в ее случае.
– Что, ты вдруг стал экспертом в мошенниках?
– Это слишком просто для нее. Пикники и все такое сами за себя говорят: «Обрати на меня внимание, я люблю тебя».
– В этом и суть.
– Вики не пойдет на это, – говорю я с уверенностью, которая меня даже удивляет. – Эта не та женщина, которая желает коробку конфет в форме сердца. Она…
Я почти что говорю, что она слишком хороша для этого.
Господи, она мошенница в поисках наживы. Я отставляю скотч.
– Я разберусь с ней, не волнуйся. Она не сможет отдавать гребаные приказы, если у нее во рту будет член.
– Вот это хороший полицейский дух, – говорит Бретт. – Теперь, что на счет прессы? Что, если они узнают, что Смакерс возглавляет совет? Эта небольшая новость сможет испортить множество проектов. Например, стадион? Им требуется предлог, чтобы сказать нам нет.
– Я ничему не позволю испортить сделку со стадионом.
– Ну они как раз ищут предлог, чтобы отказать нам.
Я снова начинаю крутить лед в своем стакане, пытаясь придумать, как удержать тайну о чем-то, вроде игрушечной собаки, управляющей многомиллиардной корпорацией, пытаясь не думать о маме, поскольку это не приведет ни к чему хорошему.
И тогда я понимаю.
– Мы выйдем на публику с собакой. Полностью раскроем всю информацию.
Он сужает глаза.
– Не совсем понимаю.
– То, что сделала мама, настолько самонадеянно, что кто поверит? Мы сделаем это похожим на благотворительный трюк. «О, нет! Бернадетт завещала свою империю собаке. Смотрите! Чертова собака берет шефство над собачьими благотворительными организациями и спонсирует их. О, нет! Подмигивание-тык-тык».
Улыбка распространяется по лицу Бретта.
– Звучит как пиар-ход.
– Именно. Какая мать оставила бы компанию псу, а не своему сыну генеральному директору этой компании? – мне удается произнести это без эмоций. – Мы напишем пресс-релиз на высшем уровне. Вручим большой картонный чек какому-нибудь собачьему фонду. И угадай, кто будет отвечать за выбор благотворительной организации?
Глава девятая
Вики
Я веду Карли и Смакерса в уличное кафе, где мы заказываем все, что хотим, не глядя на цены, а на десерт получаем наше любимое лакомство: мороженое с нереальным количеством конфет сверху.
– Теперь все хорошо, – говорит Карли, осматривая мое лицо в поисках подтверждения своих слов.
– Определенно, – произношу я, потому что хочу этого для нее, даже если этого нет у меня.
Мне все еще страшно, когда группа людей смотрит на меня, мне кажется, они узнают меня и начинают молча осуждать. Меня передергивает.
Помню, как всего несколько месяцев назад я была шокирована, когда люди смотрели на меня и Карли в метро. Казалось, будто они все преследуют меня, ощущение ненависти охватывало меня.
Но затем я посмотрела на Карли, и та лишь ухмыльнулась мне. Она положила руку на бедро, послала мне дерзкий взгляд и сказала, что пальто на ней настолько крутое, что никто не может в это поверить.
И мне захотелось заплакать от облегчения. И счастья.
Моя прекрасная сестра с ярко-рыжими волосами в оранжевой шубе из искусственного меха. Люди пялятся на нее, а она решает, что выглядит потрясающе.
Ночью, после того, как она засыпает, я достаю свою старую ювелирную коллекцию и разбираю материал, который собирала на протяжении многих лет. Я рассматриваю браслет – вещь из моего детства, и тогда меня озаряет.
Я думаю о том, чтобы сделать дорогие ювелирные украшения в стиле коробки конфет в форме сердца на Валентинов день. Придумываю забавных животных и игривые надписи. Рисую самодовольную мордочку Смакерса с подписью «Смак Ю». Котика с «Meow, mofo» [п.п. mofo – ублюдок, блять. зависит от контекста.] И сову с «GrrOWL» [Growl – рычать, owl – сова.]
Я начинаю рисовать и записывать, придумывая все более возмутительные надписи. Я не сплю всю ночь, разрабатывая эту коллекцию. Я выпущу ее всего лишь одни раз, так кого это волнует?