Я отрываю от него взгляд, сосредотачиваясь на Смакерсе.
– Что такое? Тогда, ладно, – я вздыхаю. – В то время как Смакерс ценит ваши усилия, Мистер Локк, в конце концов, вы просто поступили так не ради него. Смакерс голосует против.
– Вы голосуете против? – Мэнди смотрит на меня, потом поворачивается к Генри, ожидая его дальнейших действий. Предположительно я управляю этой компанией, но все всегда смотрят на Генри.
– Смакерс голосует против, – произношу я, нуждаясь в некотором контроле. – Смакерс не нашел аргументы убедительными. Совсем.
Мэнди встает. Она злится. Все злятся – их гнев превращает мое нутро в крендель, но я стою там, будто мне все равно. Они пытались давить на меня, но я устала от этого.
Такого впредь не повторится.
– Вы можете назвать реальную причину? – спрашивает Мэнди едва контролируемым монотонным голосом. – Кроме того, чтобы вести себя так грубо?
– Давайте не будем торопиться, – холодно произносит Генри. Я не знаю, говорит ли он со мной или с ней. Возможно, с обеими. Он что-то говорит о программном обеспечении. Что-то вроде поэтапной реализации.
Я не слышу его из-за шума в ушах и кома в горле.
Ужасная девушка, которую все ненавидят.
Я выхожу из полицейского участка, окруженная всеми этими гневными вопросами и камерами.
Я в своей спальне, испытывая ненависть к Вонде О’Нил, решаюсь залезть в Twitter и Facebook, отчаянно желая там кого-нибудь увидеть, кто защищает меня, говоря, что верит мне.
Это бы так много значило.
Фотография, которую они опубликовали обо мне тем летом, стала культовой. Это был тот снимок, который мама сделала как раз перед тем, как мы пошли на ужин в Applebee. Мне было пятнадцать, я стояла под гикори у ржавого забора и ухмылялась так, будто никогда не остановлюсь [п.п. Ги́кори или Ка́рия (лат. Carya) – род деревьев семейства Ореховые]. Я получила пятерки, а это было нашей сделкой – ужин в Applebee за пятерки.
Это было хорошее лето. Были только моя мама, моя сестра и я, по большей части – никаких стремных парней.
В то время мама участвовала в программе, принимая рецептурный препарат, который стабилизировал ее. Мне казалось, что если буду продолжать быть лучшей дочерью, то все получится.
Глядя в ту ночь в объектив камеры, я и представить себе не могла, что вся Америка будет смотреть на меня год спустя, ненавидя.
Карли уговаривала меня надеть сегодня синий свитер, чтобы заявиться со всем моим барахлом «Смак Ю», но я рада, что не сделала этого. Почему я придумала такой безумный план?
Я выпрямляюсь. Не сдавайся. Держи голову высоко.
Я делаю глубокий вдох.
– Простите меня, – произношу я. – Я понимаю, почему вы злитесь после того, как вас запугивали и обманывали. Или угрожали, пока вы не согласитесь на компенсацию. Или были несправедливо доставлены в полицейский участок… о, подождите – это то, что вы, ребята, сделали со мной.
Мэнди встает:
– Это немыслимо. Так дело не пойдет.
Генри просто скрещивает ноги:
– Это бизнес-проблема с бизнес-решением.
Мэнди захлопывает папку и выдергивает шнур от ноутбука из розетки. Она уходит со всем этим, свисающим с ее рук.
Сердце колотится, я заканчиваю, закрывая свой блокнот и переупаковывая сумку. Я ощущаю пристальный взгляд Генри.
– Мы вернемся к этому вопросу, – говорит он.
Голова кружится. Я должна все вернуть назад. Спрятаться в своем черепашьем панцире. Почему я думала, что смогу это сделать? Застегиваю молнию.
– Подожди, – произносит Генри. – У нас есть еще кое-что на повестке.
Я ставлю сумку на пол. Сажусь. Складываю дрожащие руки на коленях.
– И что же?
– Мы делаем благотворительные пожертвования через «Locke Foundation», – отвечает он. – Не могу вспомнить, когда в последний раз жертвовали приютам для животных. Теперь со Смакерсом на борту, думаю, что это будет хорошим поступком для фонда, чтобы профинансировать местные центры спасения или приюты. Весомый подарок.
Я выпрямляюсь. Приюты для животных?
Калеб мгновенно подхватывает, предлагая гигантский картонный чек.
– Мне это нравится, – говорит Бретт. – Люди скоро услышат о Смакерсе. Давайте сделаем из этого забавную новость.
– Да? – Генри поворачивается ко мне. – Ты ведь не будешь против, правда? Или, простите, Смакерс?
– Это последнее, чего я ожидала, – произношу я.
– Ты хочешь возглавить его? – спрашивает Генри.
– Я? – я изучаю лицо Генри. – Это какая-то уловка?
– Тебе кажется, что просить помощи у твоего благотворительного фонда, пожертвовать миллион долларов – уловка?
– Миллион долларов?
– Из нашей доли. Партнеры могут захотеть внести свой вклад, если будет достаточно шума. Мы можем провести церемонию и представить Смакерса. Получить удовольствие. Превратить то, что создала моя мать, во что-то позитивное.
Я все еще застряла на миллионе долларов.
– Миллион долларов?
– Из нашей доли, – поясняет он, как будто это самая несущественная часть. А не то, что пишется заглавными буквами! МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ! – И ты сможешь направить пожертвование в конкретную организацию. Ну если у тебя есть что-то на уме. Или же можем обратиться к консультанту…
– Нет, у меня есть кое-что на уме. Есть один приют для собак и кошек, которым управляет мой друг… они действительно хороши. Они только что открыли центр для беспризорных животных, но уже так много сделали.
– Внесите в график, – вот так просто. Внесите в график. Он поворачивается к Эйприл. – Получи детали и скоординируй наше расписание для церемонии. Составь список, к кому стоит обратиться и все такое, – потом он, кажется, вспоминает, что она моя ассистентка, и поворачивается ко мне. – У тебя все хорошо?
Я киваю, чувствуя себя ошеломленной. Почему они такие милые? Но я не забываю о своих манерах.
– Спасибо. Они будут в восторге, – говорю я. – Это так великодушно с вашей стороны.
– Для этого и существует «Locke Foundation».
Эйприл улыбается на заднем плане, потому что она знает все о Сладком Локке.
– Хочешь позвонить своему другу? – спрашивает Генри. – Мы хотим сохранить это в секрете, пока не подготовим пиар-ход, но мы можем внести пожертвования, как только оно понадобится.
Я набираю Кимми, чтобы сообщить ей хорошие новости. Члены Совета уходят, пока она визжит от восторга в мое ухо. Я обещаю ей снова и снова, что это все реально, что она получит деньги.
К тому времени, как я закончила разговор, остались только Генри, я и Смакерс. Генри со Смакерсом на поводке.
– Что? – спрашивает он.
– Это действительно мило. Ради памяти о твоей матери. Ради животных, нуждающихся в помощи. Ради организации моего друга, – я чувствую себя опустошенной. Смущенной.
– Я хочу, чтобы это все сработало, – говорит он. – Нет причин, по которым мы все не можем получить то, что хотим, верно? – Генри делает шаг ко мне, протягивая руку. – Перемирие?
Я ошеломлена его близостью, его неожиданной добротой, мощной мужской энергетикой, которая, кажется, сосредоточена в его руке – настолько, что я стесняюсь взять ее.