Я знаю почему. Потому что нахождение в этой мастерской вместе ощущается словно затишье перед бурей.
Я не должен был сопереживать ей, не должен был чувствовать эту странную связь с ней – скрытую. Будто подземный поток, несущийся между нами.
Она проталкивает готовое дерево в кусок пенопласта, устанавливая его рядом с остальными восстановленными деревьями.
– Может, нам стоит переделать этот фонарь?
– Возможно, – говорю я.
Она подбирает наиболее рваную, наиболее влажную стратегию.
Я хватаю бальзовое дерево.
– Длинные ветви обрезать труднее всего. В этом есть какая-то хитрость, – я беру линейку и делаю два тонких надреза, а затем обрабатываю часть при помощи большого пальца.
Её яркие глаза встречаются с моими, когда я протягиваю его. Тут я замечаю, что глаза у неё не просто карие, а карие с зелеными искорками, словно крошечные осколки пивного бокала из разноцветных бутылок.
– Что? – спрашивает она.
Я отрываю свой взгляд от её глаз, изо всех сил стараясь подавить биение своего сердца. Мошенница, напоминаю я себе. Мошенница, мошенница, мошенница.
Напоминание об этом заставило взять себя в руки. Мы заканчиваем с восстановлением.
– Выглядит неплохо, – я опускаюсь на колени и осматриваю модель с пола, как это делает Ренальдо.
Она упирает руки в бёдра:
– Ты даже не можешь рассказать.
Я смотрю на это с другой стороны.
– Это ты не можешь.
– Ты собираешься рассказать мне, почему так важно, чтобы всё было правильно? – она сгорает от любопытства по этому поводу.
– Нет, – просто отвечаю я.
– Что? Ты просто не хочешь мне рассказать?
– Хм… – я сжимаю губы. – Нет.
Её губы приоткрываются:
– Просто нет?
Я пожимаю плечами.
– Да пошёл ты, думаешь, что ты такой забавный, – она складывает руки на груди. – Генри. Все взгляды устремлены на Генри, принца всего, что он видит. Он самый завидный ублюдок Нью-Йорка! Он знает все ваши имена, и, о боже, он тааааакой забавный.
– Как ты меня только что назвала? – спрашиваю я, сдерживая улыбку.
– Ты меня слышал.
Я поправляю дерево, стараясь не наслаждаться нашим таким неправильным разногласием и тем, насколько ей всё равно.
Когда я снова поднимаю взгляд, она смотрит на модель. Не на меня – на модель.
– Ты сказал, что всё будет выглядеть по-другому, если добьёшься своего. Если бы это не было так далеко от магистрали. Чем бы это отличалось?
Этот вопрос меня удивляет. Она говорит серьёзно. Она действительно хочет знать.
– Ты когда-нибудь замечала, что многие новые здания создают вокруг себя мертвую зону? Металл и камни, которые останавливают всё?
– Ну в этом-то и суть, верно?
– Этого не должно быть, – говорю я, сгибая дерево. – Мне нужны здания, которые не будут представлять собой односторонний разговор. Здания никогда не должны казаться оградой. Они должны быть мягкими, а не твёрдыми.
Я поднимаю взгляд, ожидая, что её глаза остекленеют, но вместо этого они сверкают любопытством. Эта маленькая мошенница в своём грёбаном костюме библиотекаря, оказывается единственной женщиной, которая интересуется моим дерьмом.
– Я ничего не понимаю. Как можно построить такое здание?
Конечно, она такой же творец, как и я. Делает свои нелепые собачьи ошейники между махинациями.
Но внезапно я рассказываю ей об этом. И внезапно она просит фотографии.
Я достал свой телефон. Я показываю ей своё любимое здание: Пимликон в Мельбурне.
– Посмотри, какое оно воздушное. Оно ничего не блокирует, не навязывает свою волю, – я показываю ей изогнутые переходы зелени. – Видишь, как они манят и привлекают?
Она берёт телефон, изучает Пимликон.
– Как танец.
Я подхожу к ней. Моя кожа гудит от электричества.
– Именно. Создание подобного смогло бы привлечь людей. Десятка хороша для такого. «Локк» справится лучше, чем кто-либо другой, но если бы у меня был полный контроль, я бы сделал что-то намного лучше. Посмотри, как эти элементы конструкции привлекают… – я делаю паузу, потому что то, как она смотрит на моё лицо, нервирует.
Она переводит взгляд обратно:
– Зачем же проектировать его так плохо?
– Это проект Калеба, и он подстраховывает нашу прибыль. У него минимальный доход за квадратный фут в денежном эквиваленте, который… делает вещи скучными.
Я чувствую, как её взгляд скользит по моей груди, рукам, словно обжигающее прикосновение. Чёрт возьми, если это не делает меня твёрдым.
– И ты хочешь сделать что-то классное, – говорит она. – К чёрту прибыль.
– Неа. Я не занимаюсь благотворительностью. Мы можем заработать больше денег, придерживаясь моего метода.
Её взгляд прожигает меня насквозь:
– Твой чрезвычайно превосходный метод.
Поддразнивающие слова с оттенком нежности. Внезапно я вижу её впервые – эту красивую, невозможную женщину, которая сделала собачий трон, чтобы подшутить надо мной.
Она должна ненавидеть меня, но она хочет меня.
И, чёрт возьми, если я не хочу её.
– Чрезвычайно превосходный, – мой голос звучит хрипло. – Если бы у меня был полный контроль, – я нежно сжимаю её пальцы и раздвигаю их, чтобы забрать телефон. Она будто загипнотизирована моими движениями. У неё перехватывает дыхание.
Я кладу его в карман и провожу пальцем вдоль её подбородка. Я практически вижу, как мурашки пробегают по её коже.
Я прижимаю костяшки пальцев к её подбородку, приподнимаю лицо к своему. Взгляд у неё раскаленный, дыхание поверхностное, как у пойманного зверька.
Поцелуй повисает в воздухе между нами.
Я опускаю лицо и прижимаюсь своими губами к её. Я пожираю её сладкий, горячий рот. Я больше ничего не знаю. Звенят тревожные колокольчики, а мне на это наплевать.
– Генри, – выдыхает она в ответ на поцелуй. – О, боже мой, – выдыхает она.
Вики произносит всё это одним хриплым, жарким, как ад, словом. Обожемой. Это слово согревает мне подбородок. Она ненавидит то, что хочет меня. Я ненавижу то, что хочу её.
Я отстраняюсь и обхватываю ладонями её щеки, слегка поглаживая.
– Ты хочешь прекратить? – я целую её незащищенную шею, держа её обнаженной для меня.
Она задыхается, когда я снова целую её. Я покусываю край её губ, где иногда появляется язычок.
Мой IQ опустился на скоростном лифте на нижний уровень гаража, где пещерные люди высекают свои квадратные колёса.
– Ты хочешь прекратить? – повторяю я. – Сделай это сейчас, – я целую небольшой изгиб на её челюсти чуть ниже уха. Я прижимаюсь губами к пульсу под линией подбородка.
Я ощущаю трепет её сердцебиения, ощущаю силу моего влияния в её теле.
Она оборачивает руки вокруг моей талии.
Смутно припоминаю, что всё это должно было обеспечить её уступчивость. Примерное поведение.
Мне плевать на её уступчивость. Мне не нужно её хорошее поведение. Я хочу, чтобы она плохо себя вела. Я хочу её.
Я хватаю её за конский хвост, крепко удерживая. Я практически могу притвориться, что это я заставляю её подчиниться. Я наклоняю и поворачиваю её голову так, как мне захочется.
Я целую её в верхнюю губу, а потом нижнюю. Я беру её рот целиком, каждый поцелуй более дикий, чем предыдущий.