Я сажусь прямо. Дерьмо.
– Я не могу…
– Мы держим слово, данное друг другу, – говорит она. – Так ведь?
Ни у кого нет такого чутья на лицемерие, как у подростка. Я смотрю на календарь. Двадцать один день.
– Я должна, по крайней мере, рассказать ему. Он... – пытается соблазнить меня. – Он несчастен.
– О, нет, нет, нет, нет, нееет! – Карли видит, что подловила меня, и она наслаждается всем этим дерьмом. – Принятие обязательств – это обещание. Если ты верна своему слову, то сказать, что ты сделаешь что-то, все равно, что сделать. Это то же самое, – добавляет она. – Мы обе держим свое слово. А Генри и остальные члены мирового сообщества сначала обещают поступить правильно, а потом пытаются обмануть тебя? Черт...
– Ладно, ладно, – я поднимаю вверх руку. – Но я верну компанию.
– Если ты так решишь после обдумывания, то да.
Я смотрю на нее, стоящую там, всю в огне:
– Я не знаю, ненавижу я тебя сейчас больше или люблю.
Она усмехается:
– И ты не сможешь взять на себя обязательства в устной форме. Не такую: Я возвращаю тебе твою компанию, но я должна порадовать свою сестру.
Я бросаю в неё скомканный носок.
– Птица, – говорит она.
***
Когда Эйприл сказала мне, что скоро приедет машина, я предположила, что это будет мой личный лимузин, как это принято у Locke Worldwide, но когда я выхожу на улицу со Смакерсом в его любимой переноске, там стоит Генри, держа дверь открытой.
Он снимает свои очки-авиаторы. А у меня внутри все воспламеняется.
– Доброе утро, – говорит Генри. Его коричневый костюм идеально сидит на широких плечах.
– Привет, – отвечаю я, словно не очарована Генри Локком. Я проскальзываю в лимузин, располагая Смакерса на стороне кайфоломщика.
Он садится рядом со мной и протягивает мне Java Chip Frappuccino. Потому что он, конечно же, запомнил. Это часть работы соблазнителя.
– Спасибо, – я делаю глоток. – Итак. Церемония закладки фундамента.
– Это одна из тех вещей, которыми вы вдвоем сейчас займетесь, – он достает из сумки маленький синий жилет. На нем вышит логотип «Locke Worldwide».
– О, боже мой! – я ставлю стаканчик в подставку и замираю. – Я ничего в этом не смыслю.
– Ну же, – говорит Генри. – Немного командного духа.
– Бедный Смакерс. Он официально входит в команду «Члены во всем мире».
Генри прищуривается:
– Что это?
– «Члены во всем мире»? – я изучаю его глаза и на секунду теряюсь в них. – Что? Ты искренне говоришь мне, что никогда этого не слышал?
Он смотрит на меня так, словно думает, что я шучу.
– Члены во всем мире. Да не может такого... быть.
– Ты не знал?
Он выглядит неуверенным:
– Никто нас так не называет.
Я фыркаю:
– Да, никто, кроме тех, кто стоит на земле и смотрит на гигантские краны. Я понимаю, что логотип должен выглядеть, как здание между двумя кустами, но серьезно? И, вообще… гигантские краны? Возведение гигантских зданий?
Он смотрит на меня с искренним удивлением. Мне приходит в голову, что никто не хотел говорить ему об этом, потому что они слишком заняты поклонением ему.
– Люди бы нас так не называли, – говорит он.
– Как мило, что ты даже не знаешь об этом.
– Я думаю, что у кого-то слишком богатое воображение.
– А, ты имеешь в виду меня? – произношу я. – Ты думаешь, что это только я так называю компанию?
– Да. Что показывает направление твоих мыслей.
– Так высокомерно, – говорю я, как будто его близость не доставляет мне удовольствия. Словно моя кожа – это не оголенные дрожащие нервные окончания, когда я оказываюсь рядом с ним. – Это не я заполоняю город огромными фаллическими символами с своим именем. Это направление твоих мыслей, о которых мы должны беспокоиться.
– Как тест Роршаха, – поддразнивает он. – Некоторые люди видят краны, развитие города, но ты видишь нечто совершенно иное.
– О, полегче, – я выхватываю жилет у него из рук и достаю из переноски Смакерса. – Ты готов стать членом команды «Члены во всем мире», приятель?
Я надеваю на него жилет. Он идеально подошел.
– Люди никогда бы нас так не назвали.
– Думай, что хочешь. Мир – это твоя золотая колыбель.
Генри протягивает руку и проводит пальцем по прописной букве «Л» в слове Локк, и это движение приводит его руку в опасную близость к моим коленям.
– С завитком буква «Л» выглядит как буква «Ч», и ты должен хотя бы это признать.
– Ну... «Члены во всем мире», да, – он, кажется, задумался. – Если имя тебе подходит…
– О, боже мой! – я хватаю его за руку. И просто смеюсь. – Ты такой плохой!
Он улыбается мне, и весь мир готов остановиться. Кажется, он собирается поцеловать меня. Я знаю, что он собирается поцеловать меня. И я хочу этого.
Боже, как же я этого хочу!
Я отстраняюсь, откидываюсь назад, скрещиваю руки на груди и делаю неглубокий вдох.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Твой фальшивый план соблазнения. Ты думаешь, я настолько глупа или просто в таком отчаянии?
– Посмотри на меня, – произносит он напряженно. – Вики.
Я не смотрю на него.
– Я бы никогда не подумал, что ты глупа или находишься в отчаянии. Это последнее, что я думаю о тебе.
– Я знаю, что думаешь. И просто... я хочу, чтобы ты понял, что не обязан этого делать, – это так близко к тому, чтобы сказать ему, что я возвращаю компанию, не нарушая договора.
Но я дала слово.
Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. Моя кровь пылает в моих венах. Я закрыла глаза.
Грубая кожа мягко скользит, как перышко. Плавно и медленно. Его прикосновение такое нежное, что, кажется, мое сердце вот-вот разорвется.
Его голос, когда он приближается, становится шепотом:
– Поцелуй меня, Вики.
– Я не могу.
– Поцелуй меня, – его голос низкий и настойчивый. – Будь со мной.
Мое сердце колотится.
Теперь он скользит ниже линии моего подбородка, двигаясь по моей коже тыльной стороной пальца, медленно, вяло и обжигающе нежно.
– Ты же хочешь.
– Ты такой... – я замолкаю, задыхаясь.
Его палец перемещается вниз, надавливая на верхнюю пуговицу, расстегивая ее. Он открывает еще больше кожи, чтобы скользнуть вниз, останавливаясь в центре моей груди – невесомое присутствие над моим колотящимся сердцем.
– Ты такой... – пытаюсь я снова.
У меня не хватает духу придумать шутливое оскорбление. Жар между моих ног нарастает.
Он наклоняется ко мне. Губы у моего уха. Его лицо мягко касается моих волос.
Мое дыхание участилось.
– Ты меня поцелуешь, – говорит он. – Может быть, не сегодня, но ты придешь ко мне. Я могу подождать.
– Такой ловкач, – говорю я, глядя на его руку, лежащую у меня на груди.
Он спускается вниз, расстегивает еще одну пуговицу.
– Тебе нравится смотреть на мои руки, не так ли? – он расстегивает еще одну пуговицу.
– То, что ты сейчас застегнешь мне пуговицы? Да, – говорю я.
– И тебе это нравится.
– Вы только посмотрите, а самонадеянность никуда не делась, – я собираюсь слегка пошутить, но мой голос хриплый от желания.
– Думаю, тебе нравятся мои руки, – он расстегивает еще одну пуговицу, раскрывая верхнюю часть моей камисоль [п.п. Камисоль – женское нижнее белье, представляющее собой короткую комбинацию с присборенной под линией груди тканью]. – Они тебе еще больше понравятся, когда окажутся у тебя между ног.