– Я ненавидел это, – говорит он. – Но я вроде как восхищался этим в какой-то степени, – он зацепляет пальцем воротник моей рубашки. Возбуждение от его прикосновений распространяется по мне. – Я не знал, что было лучше из этого.
Не могу быть с тобой. Не могу быть с тобой.
Между нами сгущается воздух.
– Бретт казался немного злым сегодня, – пытаюсь я.
– Мне плевать на Бретта, – грохочет Генри. Мы проезжаем мимо яркого света прожектора на витрине магазина, и глаза Генри жадно вспыхивают. Сосредоточенный на мне и только на мне.
Я отрываю от него взгляд. Мы рядом с парком.
– Где мы?
Он понижает голос:
– Мы едем ко мне домой, Вики.
– Вот так просто?
– Да, так просто.
Мое сердце колотится так сильно, что я удивляюсь, как лимузин не вибрирует.
– И у кого теперь полномочия?
– У Карли вечеринка с ночевкой. Эйприл рассказала мне, – его рука вернулась, взяв мою.
– Я не знаю.
Он подносит мою руку к своему рту, целует костяшки пальцев. Все тот же голодный взгляд.
– Ты знаешь, – он захватывает мои губы в жестком поцелуе.
– Такой наглый, – мои слова звучат для моих ушей с придыханием. Мое лоно пульсирует. – Ты думаешь, что можешь получить все, что захочешь?
– Пойдем со мной домой, – урчит он мне в шею.
– Я не могу. Дело не только в моей ответственности перед Карли…
– Я устал от ответственности, – говорит он. – Давай забудем об этом на некоторое время. Просто побудем обычными людьми.
Я откидываю голову на спинку сиденья и смотрю на него во вспышках света и тьмы. Ощущение того, что он слегка нависает надо мной, возбуждает меня. Я хочу, чтобы он нависал надо мной вот так, пока я голая. Я хочу, чтобы он заломил мне руки и поглотил меня. Я сглатываю.
– Звучит так, как будто ты предлагаешь грязную ролевую игру.
– Наоборот, – говорит он. – Я предлагаю нам обойтись без ролей и обязанностей. Мы оставим их в этой машине.
У меня пересыхает во рту. Мое сердце сжимается.
Тень лукавой улыбки играет в уголках его губ в тусклом свете шикарного аттракциона. Медленно, не сводя с меня глаз, он выпрямляет руки перед собой, расстегивая манжеты.
Он поворачивает часы и расстегивает браслет.
Я проглатываю комок в горле:
– Что ты делаешь?
Он просовывает палец под металлическую ленту и снимает ее с руки. Снова эта дьявольская улыбка. Он держит часы на своем длинном пальце. Я думаю о том, как этот палец ощущался внутри меня там, на крыше.
Он бросает часы на свободное сиденье напротив нас. Они подпрыгивают и замирают. Их корпус поблескивает на свету. Своеобразный символ. Как поддразнивание.
Может быть, только этой ночью, я думаю.
Он кладет руку мне на бедро, тяжелую и теплую. Его дыхание учащается.
– Теперь ты, – говорит он. – Оставь что-нибудь после себя. Будем только мы.
Я смотрю на свой наряд, жалея, что не надела одно из своих ожерелий. Я бы оставила его на сиденье. Мой свитер? Но у меня под ним только комбинация. Обувь? Я вытягиваю руки. Даже без колец.
Я положила руку на пушистую голову Смакерса.
– Извини, приятель, похоже, ты проведешь ночь в машине.
Я чувствую, как его рука сжимает мой конский хвост. Голос глубокий и низкий:
– Это.
Мурашки пробегают у меня по спине:
– Тебе нужны мои волосы?
– Заткнись, – шепчет он мне на ухо.
Я сдерживаю улыбку. Лимузин едет со скоростью миллион миль в час? Возможно, так оно и есть.
– Оставайся на месте, – он тянется к моему затылку. Пытается развязать конский хвост.
Мое дыхание вырывается судорожно. Он проводит рукой по всей длине моих волос, движения грубые и неуклюжие. Мне нравится, как он обращается с моими волосами. Мне нравится все, что он делает. Я хочу почувствовать все. Я хочу сделать это, словно мы два никому неизвестных человека.
Я ощущаю, когда он развязывает волосы. Я жду, что он бросит резинку на противоположное сиденье, но вместо этого он хватает меня за волосы, кажется, сжимает их в кулаке, не тянет, просто хватает.
Мне приходит в голову, что он никогда не видел их распущенными. Я чувствую его нос на своем затылке. Я слышу, как он прерывисто втягивает воздух.
Мое сердце подпрыгивает к горлу.
– Протяни руку.
Я делаю, как он говорит, стараясь не дрожать. Дрожащей рукой он кладет резинку мне на ладонь. Я сжимаю ее в кулаке, удерживая там на мгновение, подвешенная во времени.
Затем я бросаю ее на сиденье.
Она падает рядом с часами.
Аватары нас двоих, как стрекозы, пойманные в янтарь.
Глава двадцать четвертая
Вики
Генри живет в роскошном довоенном здании на Централ-Парк, со сплошь мраморными стенами и люстрами. Устрашающего вида швейцар размером с вышибалу в коричневой униформе и коричневой шляпе открывает нам дверь.
Мы входим в вестибюль, держась за руки. Оставив мир позади.
– Кто это? – спрашивает швейцар, ухмыляясь Смакерсу. Смакерс напрягается на поводке, хвост размыто виляет, потому что, незнакомец обратил на него внимание!
– Это Смакерс, – говорю я, крепче сжимая руку Генри.
Генри ругается себе под нос, когда мужчина опускается на колени перед Смакерсом.
Я просовываю руку под пиджак Генри. Кажется, он дрожит от моего прикосновения.
Все оказывается более захватывающим, чем Смакерс мог себе представить –человек протягивает кулак, и изнутри этого кулака исходит запах еды. Наконец мужчина разжимает руку и опускает лакомство в форме кости, которое Смакерс проглатывает.
Ну, кто может отказаться от лакомства в форме косточки?
– Как успехи? – спрашивает его Генри.
– Прекрасно и стильно, – произносит швейцар, взъерошивая шерсть Смакерса. – Ты только посмотри на себя, мистер! – У Смакерса апоплексический удар от ликования. Ему нравится этот швейцар.
Генри обнимает меня за шею и шепчет на ухо. – Прости.
Я придвигаюсь ближе, провожу рукой по его упругой заднице. – У него будут проблемы, – шепчу я, – если мы начнем целоваться на полу прямо здесь?
– Давай, Смак. – Генри берет поводок. – Увидимся позже, Алан, – говорит он.
Алан отдает честь Смакерсу, а затем нам.
Мы углубляемся в лабиринт из мрамора, люстр и элегантных ковровых покрытий и добираемся до пары лифтов с золотыми дверями. Генри нажимает на кнопку «Вверх», не сводя с меня глаз.
Лицензия на осмотр лифтов вывешена между двумя лифтами, как и в нашем здании, за исключением того, что в нашем здании она находится под грязным оргстеклом. Здесь она в богато украшенной золотой раме, как будто это гребаный Пикассо.
– Какое-то модное дерьмо. Если бы я знала, надела на Смакерса его серебристый галстук-бабочку.
Генри смотрит на меня так, как будто ему насрать. Ему уже наплевать на все это. Он притягивает меня вплотную к себе, грудь к груди, губы в нескольких дюймах друг от друга. Его сердце бьется о мою грудную клетку. Его член вдавливается в мой живот –жестко – как будто он хочет заставить меня почувствовать это.
– Да, – выдыхаю я, обездвиженная им перед лицензией на осмотр лифтов для богатых и знаменитых.
Его губы касаются моих. Шепот поцелуя. Мерцание чувств. Плоть, кусающая плоть. Дразнящие и возбуждающие.
Я дотрагиваюсь до одной из пуговиц на его рубашке. Я просовываю пальцы под нее, ища его теплое тело, прижимая тыльную сторону ладони к твердой плоскости его живота. Он издает тихий стон капитуляции, затем на мгновение захватывает зубами мою верхнюю губу, ловит и отпускает.