– Ловлю на слове.
Предполагаемым покупателям понравилась моя коллекция украшений для людей. Спокойная элегантность, так они назвали ее, и это правда. Это небольшие, забавные штучки из чрезвычайно красочного материала, к которому я еще не сильно привыкла, но я хорошо справляюсь с ним. Моя жизнь ориентирована на незаметное существование. Без лишних подробностей.
Я бы сделала все, чтобы отдалить себя от Вонды О'Нил, ставшей самым ненавистным подростком в Америке за одно очень длинное лето около семи лет назад. Девушки, которая напрасно волновалась. Только вот там действительно было из-за чего волноваться.
Но никто мне не поверил.
Карли ненавидит одежду, которую я ношу, даже больше, чем Бернадетт.
– Тебя больше не обсуждают, – вечно говорит она. – Тебе следует перестать жить как монашка. Тебе не нужно носить эти скучные наряды.
Но юбки-карандаши и темные свитера, рекомендованные моим адвокатом, приросли ко мне. Для протокола – они не скучные. Они проецируют образ надежности, и это важно для меня.
Кроме того, существует еще одно препятствие для моей ювелирной линии – вице-президент по мерчендайзингу. А огромный заказ от «Сакс» мог бы многое изменить. Ведь Карли не знает, как мы живем на самом деле: мы все еще находимся в яме после двух лет ношения брекетов, но я никогда не дам ей узнать об этом. Я не просто хочу защитить ее от мамы, я хочу защитить ее от всего.
– Может ли человек сделать такое? Оставить завещание собаке?
– Богатые люди могут делать все, что угодно, – говорю я, а затем проглатываю свою горечь, потому что Карли не нужно это. Ей не нужно ненавидеть богатых, титулованных людей. И в особенности богатых, титулованных мужчин, как это делаю я.
Я все еще в шоке от того, что Бернадетт оказалась сказочно богата. Она довольно успешно скрывала это. Она казалась когда-то богатой, если что. Я иногда задаюсь вопросом, скрывала ли она это специально, потому что уловила мое презрение к богатым, или нет.
После той ярмарки по сбору средств для приюта, Бернадетт внезапно начала появляться на скамейке, которую мы с Карли просто никак не могли обойти, идя в школу, и звала нас, прося рассказать всего несколько слов, которые, по ее мнению, хочет передать ей Смакерс. А я вежливо отказывалась.
Карли думала, что она преследует нас, потому что та продолжала появляться в одном и том же месте. Не знаю точно, но она определенно становилась все безумнее и безумнее от того, что я не соглашалась передать ей слова Смакерса. Она явно считала, что у меня какая-то личная неприязнь к ней. Женщина имела параноидальную и крайне подозрительную натуру.
Потом наступил день, когда ей стало плохо из-за жары. Мы, как обычно, шли в школу, а она полулежала на скамейке, такая бледная и хрупкая. Смакерс же задыхался на конце своего поводка. Мы остановились, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она рассказала нам, что почувствовала слабость, и попросила нас довести ее домой.
Ее дом оказался великолепным довоенным зданием в нескольких кварталах от школы. Мы подняли ее, отвели домой и напоили водой. Как только она вернулась к своей обычной манере поведения, она предложила мне деньги за то, чтобы я была посредником между ней и Смакерсом.
Именно тогда я и заметила высохшую миску для воды.
– Хорошо, один быстрый бесплатный разговор, – сказала я.
У Карли расширились глаза, когда я отцепила Смакерса от поводка и подняла его. Я положил руку ему на голову, типа как при гипнотическом слиянии разумов, и закрыла глаза.
«Так хочется пить. Мне нужно много воды. Очень хочу пить, Бернадетт»
Бернадетт очень расстроилась отсутствием воды в миске Смакерса. Я заставила Карли наполнить ее, и сразу после этого мы дали деру оттуда как можно скорее.
Это был первый шаг вниз по скользкому склону «животной сплетницы».
Следующий шаг Бернадетт был мастерским. С другой скамейки она заметила, как Карли играет в фрисби в парке со своими подругами. Она спросила ее, сможет ли та прогуляться со Смакерсом вокруг парка за тридцать баксов.
Карли клюнула на это, а после угостила подруг замороженным йогуртом. Несколько дней спустя Бернадетт захотела, чтобы Карли стала постоянной выгульщицей пса, один раз в день, с легкостью получая тридцать долларов. Без сомнения, она понимала то, как сильно Карли захочет этого, и, вероятно, знала, что я не позволю Карли ходить по улицам Манхэттена в одиночестве.
Сначала я отказала Карли, но в конце концов уступила после того, как Карли согласилась на то, что двадцать пять из каждых тридцати долларов пойдут на оплату колледжа. Ведь выгул собак вполне законная услуга, в отличие от разговоров с домашними животными. Особенно для Бернадетт.
С тех пор мы останавливались в квартире Бернадетт по дороге домой из школы Карли. Мы хватали Смакерса и выполняли одно или два поручения. Иногда мы брали его, чтобы наблюдать за соседскими лицами. Мы жалели их, потому что им, действительно, не всегда везло с Бернадетт, но они всегда расцветали, когда видели Смакерса.
Постепенно Смакерс начал доставлять Бернадетт сообщения в целях сохранения безопасности или повышения морального духа. Она была так одинока, и Смакерс был единственным, кого она, казалось, хотела слушать. Это стало похоже на госслужбу.
Иногда мне становилось интересно, чувствовала ли старушка наше родство – мое лето в качестве ненавистной медийной личности и ненавистная соседка.
В любом случае, эти деньги очень помогали мне и Карли. Это еще одна причина, почему я не хочу настаивать на оплате содержания Смакерса.
Правда, я перевела его с замороженного сырого мяса кролика на унылую магазинную еду из пакетиков, и теперь Смакерс не может позволить себе салон с оригинальной картиной Уорхола внутри, но зато у него отличная жизнь с большим количеством внимания от девочек-подростков.
Я решила, что все равно пойду на чтение завещания, потому как если Бернадетт оставила деньги для Смакерса, чтобы водить его к специальному грумеру, ветеринару и все такое – это та сделка, которую я заключила с ней.
К счастью, чтение состоится во время учебных часов на следующей неделе. Оно пройдет в верхнем Ист-Сайде, плюс в письме указано, что на чтение потребуется, в частности, присутствие Смакерса.
* * *
Я очень хорошо расчесываю его, надеваю на него бабочку с черными блестками, сажаю в цветочную переноску и отправляюсь в путь. Бросаю доллар в шляпу по дороге к станции метро. Перехожу на 59-ю и Лекс, а затем иду еще несколько кварталов. Я спланировала время так, чтобы мне не пришлось тратиться на такси.
На улице довольно прохладно для начала сентября: осень определенно витает в воздухе. Мое приложение с картами на iPhone ведет меня все глубже и глубже в окрестности, туда, где я никогда не была. Я бы назвала это место зачарованным лесом: деревья огромны и зелены, улицы чисты, а здания сказочно блестят. Увижу ли я за листвой единорога?
Я прихожу по адресу, указанному в письме. Передо мной открывается вид на невероятный вертикальный особняк из белого мрамора. Я поднимаюсь по совершенно незапятнанной лестнице и толкаю скошенные стеклянные двери.
Внутри расположены бархатистые ковры и декоративные изделия из дерева, даже на потолке. Я вынимаю Смакерса из его переноски и несу его на руках, пока ищу одиннадцатый номер на двери. Я рада, что у меня есть с собой письмо, потому что, думаю, они могут и не впустить меня, хотя я и в ультра-надежном наряде с нежным обсидиановым ожерельем моего собственного дизайна.