— Про БЭ очень многое неизвестно. Это подлая штука, очень подлая.
Лейла перебирала в голове возможные объяснения.
— А что сказал врач?
— Врач? — Эндрю уставился на нее. — Я не показывал Макса врачу.
— Тогда откуда ты знаешь?! — взорвалась она.
— Потому что знаю! — заорал Эндрю в ответ. — Я провел с Тоби три года. Я знаю, как выглядит эрозия. Она даже пахнет по-особому, и Макс… он пахнет так же.
— Эндрю, нужно сделать анализы.
— И что дальше?
— А дальше мы… — Лейла отлично понимала, что дальше. Годы агонии.
Эндрю поглядел на нее и попытался объяснить мысли, которые крутились у него в голове:
— Лейла, ты видела только часть мучений, меньшую часть. Да, ты наблюдала повязки и крики. Но ты не была в родильном отделении, когда мы держали нашего новорожденного ребенка и его кожа оставалась у нас на руках. Ты не была там, когда врач отдал нам папку с диагностикой и сказала: «Лучше даже не смотрите», потому что содержание было слишком пугающим. — Он бессильно взмахнул рукой. — Знаешь, когда у Тоби воспалились слезные протоки, он ослеп на несколько дней. Ему было жутко страшно. Потом у него начало зарастать горло, и нам сказали, что придется вставлять чертову трубку. И даже если бы он все это выдержал, впереди его ждал рак кожи, никаких вариантов. Мы жили в оцепенении от ужаса и держались только потому, что все это происходило без перерыва. У нас просто не было времени остановиться и подумать. — Эндрю вновь поглядел на Лейлу, будто ища у нее заступничества. — Во второй раз я не вынесу. И Ясмин не вынесет.
— Хорошо, и что ты предлагаешь? Мы не сможем скрыть от нее болезнь сына.
Эндрю помолчал.
— Я нашел клинику в Голландии.
— Что за клинику? — с опаской спросила Лейла.
— Они провели эвтаназию двух детей с БЭ.
Лейла моргнула, парализованная нелепым ответом зятя. Наконец разум закончил логическую цепочку, и Лейла поняла намерение Эндрю. Она отпрянула от него, захрипев. Открыв было рот, чтобы закричать на него, Лейла тем не менее сумела сдержаться.
— Ты хочешь… — Она не смогла заставить себя закончить фразу.
Эндрю энергично замотал головой:
— Я уже прочитал условия: клиника не работает с иностранными гражданами.
Лейла выдохнула.
— Но есть другой выход.
Она снова посмотрела на Эндрю:
— Какой еще выход?
— Я прочитал недавно статью про мужчину во Флориде, который случайно оставил ребенка в машине.
Лейла почувствовала неприятный холодок внутри.
— Эндрю, что ты мелешь? Только не говори мне, что ты всерьез думаешь про это.
— Я уже все спланировал.
Лейла присела перед зятем на корточки, напряженно глядя ему в глаза.
— Эндрю, надо обратиться к доктору. Сделать анализы. Препараты улучшаются с каждым годом, мы его вылечим.
— Ты знаешь, что БЭ не лечится.
— Но должны же быть какие-то подвижки.
— Можно сохранить жизнь, да, но не избавить от мучений.
— Ты не знаешь наверняка.
— Я знаю достаточно! — рявкнул Эндрю. — И волнуюсь не за себя. Я переживу, смогу ухаживать за ребенком часы, дни, годы. Но Ясмин не выдержит его агонии. Только не с Максом. Когда появился Тоби, она не знала ничего другого, мальчик всегда был болен, но Макс… Это ее убьет.
Лейла села на пол, чувствуя, как закружилась голова.
— Эндрю, то, что ты предлагаешь, называется убийством.
— Это милосердие.
Лейла сжала кулаки. Ногти оставили глубокие белые борозды на ладонях.
— Немедленно прекрати такое говорить.
На лице у Эндрю была нечитаемая смесь эмоций.
— Знаешь, даже странно, что мы так сентиментально относимся к человеческой жизни. Мы отстреливаем оленей, если они слишком быстро размножаются, но совершенно не можем представить подобной участи для самих себя. Даже в качестве акта милосердия. Мы так яростно хватаемся за неприкосновенность человеческой жизни, что доходим до вершин антигуманности. Если бы животное страдало так, как страдал Тоби — и как будет страдать Макс, — мы немедленно прекратили бы его печальное существование. Однако людям отказываем в подобной роскоши.
— Эндрю, подумай сам, о чем ты говоришь.
— Я думал, Лейла. Только об этом и думаю.
— И сколько ты уже об этом думаешь?
Он судорожно сглотнул.
— Две недели.
— Две недели?! Две недели ты ходишь и думаешь о том, как убить собственного сына?
Эндрю нахмурился:
— Не говори так.
— А как мне еще говорить?! — Голос у Лейлы задрожал. — Эндрю, это безумие!
— Я все тщательно продумал.