— Она была хорошей тетушкой, — бесцветным голосом ответила Ясмин.
— Любящей?
— Да, можно и так сказать.
Эдвард склонил голову к плечу.
— Простите мою настойчивость, но я уловил в вашем голосе сомнение.
Ясмин разгладила складочку на платье.
— Ну, пожалуй, она не особенно выражала свои чувства, если вы об этом. — Она увидела, как присяжные заерзали, и поспешила сгладить свой ответ: — Я не имею в виду, что она не любила Макса. Скорее, не показывала свою любовь. Она вообще не поклонница прикосновений и объятий.
Лейла почувствовала беспокойство. Ясмин не врала, но как это воспримут присяжные? Они не могут знать, что Лейла каждый раз чувствовала невыплаканную тоску по собственным детям, когда держала на руках Макса. Вес его тела, тепло дыхания на щеке, неуклюжие поцелуи малыша бередили незалеченную рану в душе Лейлы.
— Вы можете сказать, что ваша сестра была холодна с ребенком?
Ясмин нахмурилась.
— Нет, она очень… много вкладывала в Макса. Покупала ему кучу игрушек и книжек, всегда следила за тем, чем он занимается.
— Вы переехали в соседний с ней дом в двадцатом году. Вы рассчитывали, что сестра сможет сидеть с ребенком?
Ясмин сжала деревянный поручень свидетельской кафедры.
— Да.
— И часто?
— Примерно раз в две недели.
Лейла рассердилась: такое случалось не меньше раза в неделю, если не чаще.
— И как сестра относилась к этому?
Ясмин замешкалась на секунду, подбирая слова.
— В основном ее все устраивало. Но время от времени я понимала, что мы слишком навязываемся.
— Что наводило вас на такую мысль?
— Ну, к примеру, иногда она говорила: «У меня очень много работы, поэтому включу ему мультики». Что-то вроде этого.
— То есть, когда вы оставляли ребенка Лейле, она просто бросала его в одиночестве перед телевизором?
Ясмин развела руками.
— Не в одиночестве. Вряд ли в одиночестве.
— Иными словами, ей удавалось спокойно работать в гостиной при трехлетием малыше и включенном телевизоре?
— Ну не знаю.
— У нее оборудовано рабочее место в гостиной?
— Нет.
— Но кабинет в доме есть?
— Да.
— Лейла профессиональный архитектор. Как вы думаете, она предпочтет работать в гостиной или в специально оборудованном кабинете?
— Не могу сказать.
Клара Пирсон демонстративно фыркнула, и Эдвард перешел к другим вопросам.
— Совершала ли ваша сестра какие-либо поступки, которые заставили вас усомниться в ее способности присматривать за ребенком?
— Нет. Будь у меня сомнения, я бы не доверила ей Макса.
— Насколько мне известно, Лейла никогда не оставляла его одного в течение длительного времени?
— Нет.
— Вы согласны с тем, что подобное недопустимо?
— Да.
— Как вы думаете, в каком возрасте ребенка уже можно надолго оставлять одного?
Ясмин колебалась с ответом.
— Ну, допустим, с шестнадцати.
Эдвард снисходительно улыбнулся.
— Это социально одобряемый ответ, но у меня тоже есть дети, и все мы знаем, что иногда приходится совершать поступки, за которые позже мы чувствуем себя виноватыми. Поэтому я очень прошу ответить вас честно. Как по-вашему, в каком возрасте ребенка уже можно надолго оставлять одного?
Ясмин переминалась с ноги на ногу, переводя взгляд с судьи на присяжных.
— Пускай будет тринадцать.
— Пускай будет тринадцать, — эхом отозвался Форшелл. — Не двенадцать?
— Нет.
— Может, одиннадцать?
Свидетельница напряглась.
— Нет.
Лейла смотрела на происходящее вытаращив глаза. Из желудка поднималась неприятная волна тошноты. Да откуда они узнали?
Обвинитель вытащил из папки листочек. Ему не требовалось читать его: это был театральный жест для пущего эффекта.
— Ясмин, верно ли, что вы находились под опекой сестры с одиннадцати до восемнадцати лет?
— Да.
— Вы помните, что произошло в январе две тысячи второго года?
Ясмин начала нервно разминать одну ладонь другой.
— Мисс Саид, поделитесь этим с судом?
В первый раз младшая сестра бросила опасливый взгляд на старшую, но лишь на какое-то мгновение.
— Мы жили в квартире в Гэнтс-Хилл. Лейла нашла вечернюю подработку, но сначала надо было пройти обучение.
— Где проходило обучение?
— В Костуолдс.
— И надолго Лейла уехала туда?
— На три дня.
— Кого она попросила за вами присматривать?