— Думаю, нет. Дети получают синяки и порезы по десять раз на дню.
— Как вы думаете, это объясняет поведение Лейлы, когда она не сообщила о произошедшем сестре? В конце концов, это же ежедневная рутина.
— Да, но меня беспокоит другое. Мне показалось странным, что она выдала себя за мать ребенка.
Клара улыбнулась.
— Конечно, но мы ведь все знакомы с бюрократическим абсурдом. Могла ли Лейла выбрать легкий выход из ситуации или ей следовало вызванивать сестру ради столь незначительной проблемы?
Доктор замялась.
— Наверное, нет, но…
— У вас есть дети, доктор Притчард?
Свидетельница нахмурилась.
— Да. У меня дочь.
— Как вы воспримете, если вас оторвут от работы из-за того, что ваша дочь, допустим, порезала палец?
Доктор задумалась на секунду, а потом нехотя ответила:
— Думаю, буду раздражена.
— Можем ли мы решить, что Лейла Саид хотела уберечь сестру от ненужной нервотрепки?
— Не знаю. Спросите ее саму.
— Но как no-вашему, это возможно?
— Да, конечно, возможно, — ворчливо ответила врач.
Клара холодно улыбнулась:
— Спасибо, доктор Притчард. — Повернувшись к судье, она сказала: — Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю.
Лейла поняла, что все это время сидела затаив дыхание, и осторожно выдохнула. Ее страшно вымотал сегодняшний день, и она была рада его окончанию. Когда зал заседаний опустел, Лейла подошла к Кларе.
— Вы знали, что они вытащат это на заседании? — спросила она испуганным шепотом.
— Бумаги лежали в папке с неиспользованным материалом. В документе были сведения о том, что Макса приводили на прием, но не упоминалось, что с ним были вы, — укоризненно отметила адвокат. — Как и то, что вы назвались его матерью.
Лейла попыталась объясниться, но Клара, взглянув на наручные часы, прервала ее:
— Простите, Лейла, мне нужно идти. Не переживайте по поводу сегодняшнего. Езжайте домой и постарайтесь отдохнуть.
Лейла смотрела вслед адвокату. В голове у нее роились тяжелые мысли, которыми хотелось поделиться, но никого не было рядом. Нервы сдавали, Лейла была издергана и не могла успокоиться. Сегодняшнее обвинение звучало жутковато — словно она пыталась дискредитировать сестру или отнять у нее кусочек личности. Но ведь Лейлой двигали абсолютно благие намерения. Она только хотела избежать бюрократической проволочки и ожидания Ясмин, ведь на самом деле речь шла лишь о небольшой ссадине. Когда вечером они с Максом приехали домой, малыш веселился и самозабвенно играл, и Лейле просто не хотелось портить Ясмин настроение. После того как они потеряли Тоби, любая царапина на ребенке приводила мать в панику. Как Лейла могла предположить, что однажды эта мелкая недомолвка приведет к обвинению в самых темных устремлениях?
В фойе она увидала Ясмин: вместе с мужем она быстро шла к выходу. Лейлу немного утешило, что сестра и Эндрю по-прежнему вместе. Раньше она боялась, что Ясмин закончит дни среди безденежной богемы. Годами Лейла слышала от сестры, что все ее ухажеры слишком порядочные и скучные. Когда Лейла познакомила ее с Уиллом, Ясин и вовсе картинно закатила глаза: что это за буржуа с оксфордским образованием и карьерой в желтой журналистике? Встретив Эндрю, однако, младшая сестра крепко ухватилась за его мягкое покровительственное отношение, и Лейла смогла вздохнуть спокойно.
Иногда она беспокоилась, не ревнует ли Ясмин из-за того, что у Лейлы более интересный муж. Та никогда бы в этом, конечно, не призналась, но периодически подкалывала старшую сестру из-за унылых вечеринок с участием СМИ, которые Лейле приходилось время от времени посещать. Наверное, они с сестрой уж слишком близки. Наверное, они все слишком близки: Ясмин и Уилл со своими невинными заигрываниями, Лейла и Эндрю с торжественным соблюдением приличий. Напряжение, соревнование, химия между двумя супружескими парами. Какая болезненная связь привела их в ту точку, где они оказались теперь? Как сложился этот странный четырехугольник? Возможно, им всем не помешала бы некоторая дистанция.
Ясмин всегда считала абсурдом стремление матерей восхищаться характером шестимесячного малыша и кричать на каждом шагу, что он уже самостоятельная личность. Но, сама став матерью, она поняла, что так и есть. Тоби в свои шесть месяцев был тих и спокоен, а Макса переполняло любопытство, он вечно шумел и пытался изучить все, что его окружало. Макс был общительным ребенком, к тому же легко понимал родителей и почти не спорил. Если Ясмин объясняла своему трехлетке, почему нельзя съесть третью конфету подряд, сын мрачнел на минуту или две, но потом снова взрывался заливистым смехом, будто плохое настроение не стоило потраченного времени.