— Александра Платоновна, — сказал мне час спустя Александр Федорович. — Примите мои поздравления, взятие столицы славного Хорезма — это Ваша победа. Я ведь желал остаться на несколько дней в Ташаузе, а Вы убедили, что Хива будет беззащитной.
Похвала была приятной, но я все же постаралась отговориться:
— Не думала, Ваше Высокопревосходительство, что здесь совсем не будет войск, ведь, казалось бы, где им еще собираться.
— Войска хана остались там, где мы их разбили, а новые он уехал призывать. Поэтому принимайте свой приз, дорогая графиня. Без штурма захватить такую добрую крепость. Но на сей-то раз дадите отдохнуть?
Я посмотрела вокруг себя и радостно улыбнулась. Хива — это не захолустный городок вокруг трактира, ее стены можно защищать долго, если будут припасы. А они, как выяснили интенданты, были, как и приличные запасы пороха в арсенале. Полковник Петров доложил, что на стенах трофеями достались десять пушек, хотя и таких старых, что помнили еще, наверное, Бековича.
Диспозиция в целом ведь не изменилась: экспедиция по-прежнему посреди враждебной земли, сама заперлась в городе, но существенное отличие имелось.
В осаде мы теперь могли сидеть хоть целый год.
И мы взяли на штык столицу, что хан Мухаммад терпеть не сможет. И он либо будет штурмовать, либо вступит в переговоры.
— А с этими что делать? — послышался чей-то голос.
Я с генералом как раз входила во дворец, когда к его воротам вывели четырех европейцев.
На двух из которых оказались надеты не застегнутые в спешке красные мундиры.
Принадлежность пленных к подданству Его Величества Георга подтвердилась сразу же, как только старший из них взял слово. Говорил он одновременно и вежливо, и заносчиво. Ланжерон английский понимал плохо, поэтому повернулся ко мне. И испугался, углядев застывшую на моем лице хищную улыбку.
— Графиня, — тихо сказал мне генерал, — прошу Вас не давать волю гневу, не берите грех на душу.
Я кивнула, стараясь успокоиться. И сама удивилась тому, что в последнее время англичане порождают в моей душе черную ненависть одним своим видом. Пусть поводов для этого было дано предостаточно, но нельзя уподобляться кровожадному животному. Нет плохих наций, есть плохие люди. Впрочем, уверена, что этих добрыми не назовешь.
— На каком основании… — начал было англичанин, но я его грубо перебила.
— На основании силы. И на основании внезапного нападения подданных хана Хорезма на людей Его Императорского Величества Николая. Вы являетесь подданными Хивы?
— Конечно, нет!
— В таком случае никаких претензий от вас быть не может. И еще, мистер Возмущение, в войске хана были замечены английские советники, участвовавшие в нападении. Поэтому вы задержаны, будем выяснять, имели ли вы отношение к этому дерзкому преступлению. Господин полковник?
Некрасов был уже тут как тут и светился счастливой улыбкой. На меня он посмотрел вопросительно, дождался короткого кивка и отдал честь. Эту пантомиму Ланжерон понял прекрасно, однако воспрещать не стал.
— Вот так вот, Александра Платоновна?
— Именно так, Александр Федорович. Вы — человек военный, человек чести, но я не такова. Против меня и моей семьи велась подлая интрига много лет, мой отец был убит, а я сама несколько раз была на волосок от гибели. И у нас есть цель, поставленная Императором, ставить ее под угрозу излишним человеколюбием недопустимо.
Генерал потупил взгляд и все же попытался воззвать к милосердию:
— Но ведь это такой грех, Ваше Сиятельство. Не в бою, а вот так…
— Более того, Ваше Высокопревосходительство, для начала наш как бы интендант вытрясет из этих господ все сведения, которые они знают. И мне придется присутствовать при этом.
— Зачем?! — изумился Ланжерон.
— Потому что Некрасов плохо знает английский, — усмехнулась я. — И потому, что он не сможет отделить ложь от истины.