Зрачки Императора просто исчезли, он вошел в такое глубокое озарение, из которого вернуться и здоровому было бы тяжело. Воздух превратился в воду, мне постыдно захотелось сбежать, но и пошевелиться было сложно. Что-то подобное ощутили и все остальные.
— Николай! — голос Павла Петровича, казалось, заполнил всю спальню, отчего сделалось еще более жутко. — Не лобзайся с англичанами! Продолжи мое дело! Обещай!
Наследник замялся, и Император рыкнул снова, буквально придавив всех присутствующих своей волей:
— Обещай!
— Клянусь, отец!
— Федора на покой! — Ростопчин при этих словах дернулся, но в ответ ничего сказать не посмел. — Послужил верно, впору ему и отдохнуть. Дщерь его — мягкое место, будут через нее давить[2]! Аракчеева слушай, но будь готов одернуть всегда! Возгордился Лешка очень уж! Катерина! Не смей даже думать о троне! Береги Сереженьку, но не мысли о власти для него! Поняла!
— Да, мон шер, — пролепетала Бакунина.
Были, значит, у нее мысли о том, как разыграть отпрыска своего, явившегося на свет чуть больше года назад — помогла Марго. Глупо же! — никто не позволит незаконнорожденному примерить корону.
— Миша! Даже не думай!
Михаил Павлович с честными глазами замотал головой: мол, и в мыслях не было!
— Ники, Сашку Платошину выдай за Мишку! Или отправь ее в Индию с походом головой… Не пойму, — пробормотал Государь, — и так, и так правильно, а если не так, то неправильно. Не вижу. Нет! Вижу! Свет…
И это были последние слова Павла Петровича Романова, Императора Российского.
— Не хочу я на ней жениться, — вдруг возмутился Михаил.
Я с удивлением посмотрела на Великого Князя. Ужель это то, что сейчас волнует его больше всего?
— Не о том думаешь, — резко ответил Николай Павлович, Император Российский, первый таким именем нареченный. Он плакал, не стараясь сдерживаться, глядел на тело отца, отказываясь принять его смерть. — Что теперь делать?
— Продолжить дела его, Ваше Императорской Величество, — тихо ответил Ростопчин. — Много хорошего Павел Петрович сделал, многое не успел. Ваш долг теперь — нести бремя это.
— Вы нужны мне, Федор Васильевич.
— Нет, — устало махнул рукой граф. — Император свою волю дал, я не буду перечить. И устал я, Государь. Годков-то мне сколько.
— Не старый Вы еще.
Ростопчин вздохнул и не стал отвечать.
— Надо объявить, — тихо сказала я.
Николай Павлович поднялся от постели, одернул мундир и надел на лицо маску холодной невозмутимости. Он сам распахнул двери и посмотрел на людей, собравшихся в зале. Было их значительно больше, чем выгнанных покойным Императором из спальни. Невысказанный вопрос у всех был один, и был он понятен без слов.
— Павел Петрович изволил скончаться. Напоследок передал свою последнюю волю, чему свидетели все, присутствовавшие в этот скорбный миг. По его повелению и всем вам известному указу о престолонаследии, я принимаю на себя бремя правления.
По рядам пронесся встревоженный шепот. В нем чувствовалась и растерянность, и печаль, и скрытая радость, и надежда выловить что-то полезное для себя. Мне стало противно, ведь не успел еще развеяться последний вздох почившего правителя, как нашлись мерзавцы, прикидывающие свою выгоду от этого скорбного события.
— Прошу подтвердить мои слова всех, кто слышал последнюю волю моего отца. Граф Ростопчин!
— Истинно так. И в подтверждение своих слов объявляю, что ухожу в отставку со всех должностей, как и повелел в предсмертном слове Павел Петрович.
Шепот усилился, ведь падение, пусть и добровольное, главы Тайной канцелярии перевернет многое в тихих договоренностях и солидных гешефтах.
— Княгиня Бакунина!
— Подтверждаю сказанное, — мертвым голосом молвила Екатерина. — И сим заявляю, что ни я, ни ребенок мой, ни его потомки ни помыслом, ни делом не будут претендовать на царствование!
Что ж, смелости фаворитке бывшего Императора не занимать. Конечно, всем прекрасно известно о ее роли «ночной кукушки», не тайна и то, кто стал отцом ее Сергея, но вот так прилюдно объявить об этом — хватило же духу!
Теперь шепотки стали какими-то презрительными. Полюбовница Павла Петровича должна рухнуть с вершины первой, и вчерашняя зависть к ней сменится торжествующим злорадством. И, словно ощущая настроение толпы сановников, молодой Государь объявил:
— Екатерина Павловна получит содержание, достойное верной соратницы моего отца, как и ее сын, приходящийся мне братом. Также настаиваю, — Николай Павлович кратко, но вежливо поклонился Бакуниной, — чтобы Вы остались при дворе.