Нам оно стоило двадцати одного убитого и трех десятков раненых, которых сразу в строй не поставишь. Поцарапанных стрелами было и того больше, но все они могли держать ружья и к своему состоянию отнеслись наплевательски. Один рядовой, которого я встретила уже вечером, сверкал свежим бинтом на руке и матерно ругался на то, что порвали хороший мундир. Так и шил дырку, бросая бранные слова. Увидел меня, вскочил и поклонился от души.
— Не надо фрунта, солдат. Работай спокойно, и благодарю за службу.
— За Вас всех порешим, барышня, — браво ответил рядовой.
— Эх, служанку с собой не взяла, сейчас бы она быстро все тебе зашила, — решила я пошутить и тем самым взбодрить воина.
— Красивая она у Вас?
— А это ты у него, — кивнула на Аслана, — спроси. Жена она ему.
Солдат оценивающе посмотрел на черкеса и вздохнул:
— С таким турком даже если красивая, то лучше не подходить. Добрый вояка.
Генерала я искать не стала, а оказалась случайно в госпитале Павлова. Под руководством Нестора фельдшеры перевязывали раненых, а сам он тщательно мыл руки. Врач увидел меня и, как всегда, хмуро сообщил:
— Готовлюсь к операции. Унтеру стрела живот пробила и застряла, наконечник, дураки, обломали. Боль у него жуткая, но надо извлечь и рану обязательно промыть и зашить требуху. Боюсь, что умереть может, не выдержит. Дал ему вина, чтобы напился, но неприятная рана. А промыть надо, стрелу будто в говне извозили, запах такой стоит, и гнить уже начинает.
— Попробую помочь, может быть?
— Чем? Впрочем, если не брезгуете, то присутствуйте. Только руки тщательно вымойте.
После ополаскивания Павлов полил мои ладони жидкостью, пахнущей очень крепким хлебным вином. Оказалось, что это древесный спирт, полученный им еще в Петербурге по методу господина Ловица[2]. Нестор сказал, что мелкая живность при такой обработке подыхает в большинстве своем.
— Пить-то это можно?
— Можно, но не стоит. Пьянит слишком сильно. А голова на утро такая, что хоть руби ее.
В устроенной на скорую руку операторской стонал раненый, от него исходил тяжелый дух дурной крови и фекалий. Стрела явно пробила кишечник, и даже моих скромных познаний хватало понять, что солдат — не жилец. Сгорит он буквально за день. Но почему-то Нестор не терял надежды его спасти, вид имел сосредоточенный и уверенный. Помощник его оказался молчаливым и настроенным скептически. Впрочем, назначен он был из простых рядовых, наспех обучен простейшим манипуляциям с ранами и понимания в лекарском деле не имел. Сейчас он тщательно промывал в спирте жутковатые иглы и нити.
— Ну-с, молодец, приступим.
— Христом прошу, доктор! — просипел солдат. — Оставьте уж помереть! Не надо пиять[3] меня!
— Обождешь, шадривый! — возмутился Павлов.
Я присмотрелась: а ведь солдатик и впрямь рябой, но на выжившего после оспы не похож.
— Ты запридухи принял сколько?
— Чавой?!
От яростного удивления раненый даже забыл о мучившей его боли и о страхе перед операцией. Мое не понимание не укрылось от Нестора, и тот почему-то покраснел, однако пояснений давать не стал, а уже спокойнее уточнил для солдата:
— Водки выпил сколько?
— А… это… чарку точно. Только не берет совсем.
— Не берет его, — проворчал Павлов. — Начнем. Филимон, — обратился он к помощнику, — дай ему палку и вяжи руки и ноги, чтобы не дергался.
Фельдшер козырнул и вставил пациенту в рот кусок деревяшки, обмотанный тканью. Наверное, для того, дабы раненый легче переносил боль и при этом не раскрошил себе зубы. Концы тряпки Филимон споро обмотал вокруг головы, чтобы кляп было невозможно выплюнуть. Конечности тоже примотали к столу.
От солдата исходили эманации ужаса, свою судьбу он считал конченной и ждал от предстоящей операции только боли и страданий. Мне показалось, что эти эмоции вытягивали из бедолаги жизнь похлеще и раны, и «мелких животных». Жаль, что Свет мой способен лишь нагонять страх, но не убирать его. Я подошла поближе, стараясь не смотреть на окровавленный живот, отвязала кляп. Нестор гневно зыркнул на меня, но возражать не стал — некогда ему было.
А я тихо спросила:
— Чего ты боишься, рядовой?
Вопрос этот застал его врасплох, и сначала солдатик даже не понял, что от него хочет барышня. Пока он не успел ответить, я уточнила:
— Забудь о том, что Нестор делать будет, не думай об этом. Чего ты на самом деле боишься?