— Снова Светом бахнешь? — спросил меня Тимофей.
— Смысла нет. Посмотри на них, — ответила я. — Они идут в последний бой, и никакой ужас больше не заставит их повернуть вспять. Все решит честный бой. Сталь против стали, свинец против тел.
— Хан послал их в газават, — сказал Аслан. — Священная война на защиту своего дома от иноверцев, для них это фард — святая обязанность. Сломить их дух сейчас сложно.
— Но можно? — поинтересовался Тимка.
— Человек слаб, — пожал плечами черкес. — В какой-то момент даже такое устремление может быть преодолено. Нам бы дожить до этого.
Послышалась команда «пли!», и баррикада взорвалась сотней залпов, окутываясь пороховым дымом. Передние ряды хивинцев рухнули на тела несчастных, отдавших свои жизни ранее, следом новый приказ и новые выстрелы — но даже это не сбило узбеков с шага. И вот они побежали, лавой накатывая на позицию.
— Пора уходить тебе, — потянул меня со стены Тимка.
— Погоди! — крикнула я и разрядила оставшиеся заряды.
С каждым из них Свет направлял волну паники, но она разбивалась, растворялась среди перекошенных в религиозном экстазе лиц. Сейчас хивинцы видели перед собой не просто врагов, а шайтанов и иблисов, как тут называют чертей и демонов. Вот только главной нечистью являлась я, и вся ярость атаки оказалась направлена в мою сторону. И так вышло, что самая жаркая свалка разгорелась именно рядом со мной. Узбеки бросались на баррикаду в стремлении дотянуться сталью до белой ведьмы, а русские солдаты решительно защищали ее.
— Уйдем! — кричал Тимофей, потому что говорить уже было бесполезно в разразившемся шуме.
— Нет! — орала я. — Если меня не будет видно, они могут дрогнуть!
И осталась стоять, видимая сразу всем. Удивительно, но ни одного выстрела в мою сторону не последовало, словно хивинцы стремились взять ненавистную женщину обязательно в штыки. Я перезаряжала револьвер, стреляла, но скоро припасы кончились. На глаза попалась чья-то сабля, оброненная кем-то, рука моя сама схватила ее. Рубить врагов, конечно, мне никто не позволил, но вид я приняла грозный. Будто увидела себя со стороны: светловолосая девушка, лицо которой покрыто разводами смеси копоти и пота.
Генерал Ланжерон и сам появился возле баррикады, судя по всему, для поднятия боевого духа своего войска. Каких-либо особых приказов от него сейчас не требовалось: солдаты мужественно сражались, сбивая врага, ситуация на стенах угрозы пока не представляла, главное давление было тут — в Смрадной яме. Численное превосходство хивинцев начинал сказываться, их атаку удавалось сдерживать все с большим трудом. Даже картечные залпы не останавливали узбеков, тем более что и пушкари все больше лупили по головам банниками, а не стреляли. Сложно заряжать орудие и целиться из него, когда его чуть ли не стащить вниз пытаются!
— Саша, опасно стало!
Вокруг и в самом деле разверзся ад. Впервые в своей жизни я убила человека не своим Светом, не пулей, а сабельным ударом: лихой хивинец, невзирая на раны свои, прорвался почти что до меня, но был встречен косым взмахом клинка. Сама поразилась тому, насколько удачно, как на картинке из фехтовального учебника, у меня получилось. Вот только после этой схватки Андрей взял меня за ворот и оттащил на несколько шагов от гребня баррикады. Вид он имел злой при этом. Вообще же охранники сейчас рубились наравне с солдатами, похватав ружья с примкнутыми штыками у убитых и раненых. Умения им не хватало, однако ловкость у всех была отменная, и приноровиться труда не составило. Да и бить сверху вниз сподручнее, чем наоборот.
Вот только дело наше принимало все более трагический оборот. Количество павших росло, а генералу донесли, что хивинцы сумели все же зацепиться за стену в одном месте, и бой сейчас идет уже на ней. Ланжерону пришлось отправить только отошедших из боя пешцев на помощь товарищей. И те, забыв про усталость, побежали к месту прорыва.
Я выискала глазами Рахим-хана. Коня под ним то ли убили, то ли стоптали, но сейчас он возвышался на плечах своих солдат, время от времени что-то кричал. Мухаммад почувствовал мой взгляд и посмотрел в ответ. Лицо хана перекосилось от злости. Мне почему-то стало смешно, и из озорства я показала хану язык. Думала, что разъярю его еще больше, но нет, он только усмехнулся, сверкнув белыми зубами. Казалось, что до него всего несколько шагов. Пусть это было и не так, но и стрелять мне было нечем. Выстрелы вообще стали редкими, времени для перезарядки ни у кого почти не было. Палили со стены, но много солдат там не выстроишь, к тому же лестниц, как говорили вокруг, узбеки подносили все больше.