Старший из сыновей эмира зашипел что-то на узбекском, и эмир резко ответил ему. При этому зло кивнул толмачу, чтобы тот перевел и семейный разговор.
— Блистательный Мир-Хусейн, старший сын великого эмира Хайдара посмел оспорить решение своего отца, — промямлил бледный переводчик, которому совсем не хотелось сейчас пересказывать суть спора правителей. — Эмир ответил, что слепота его сына — наказание за грехи его. И что оба сына отправятся в Петербург на обучение.
После приема я с Сержем устроилась в отведенных нам покоях, но на пиалу чая напросился полковник Некрасов. Я была совсем не против, тем более что произошедшее вызывало во мне интерес. Фатов внимательно слушал то, что рассказывал «интендант», сразу уловив суть полномочий этого офицера.
— У эмира пять сыновей, — вещал полковник. — Старший Хусейн. Горячий, но бестолковый. Второй — Умар. Его отец к себе даже не подпускает. Все дни проводит в пьянстве и разврате, чем привлекает к себе некоторых сановников, которые видят в нем будущую ширму для своего правления. Третьего вы сегодня тоже видели — Насрулла.
— Вот дал же Бог имя, — хмыкнул Серж.
Я строго посмотрела на него, но тоже улыбнулась. Имя и в самом деле смешное.
— Вот этот молодой человек очень непрост, — не обратил внимания на глупые смешки Некрасов. — Верю я, что именно он так или иначе унаследует трон бухарского эмира. И для спокойствия здешних мест лучше отправить его в Петербург. Как и говорил его отец — на обучение. Пусть юноша привыкнет к столичному блеску. Упрямство в вере может помешать, но и тут есть, кому поработать…
— Когда мы дальше выступаем? — спросила я.
— Через месяц, думаю. Сейчас отдыхаем, снаряжаемся. Эмир должен отправить указы о полном нашем снабжении до самого Афганистана. С гонцами пойдут войска Эссена для замирения местных беков. Отдельная бригада выдвинется на Самарканд, чтобы раздавить бунтовщиков китаев и кипчаков. Кстати, если будет оказия, рекомендую съездить в этот город, благо недалеко. Сам не был, но доносят о нем мне только восторженные речи. Экспедиции он не по пути, так что через пару недель можно и сделать путешествие. Мне же за то время надо наладить отношения с некоторыми людьми на юге. Кундуз… эмир считает, что там друзья, но я в этом не уверен. Готов был бы пожертвовать этим ханством ради… мда… Та еще задачка у нас, господа мои хорошие.
— А Вы разложите ее нам, — предложил Фатов. — Вдруг что и подскажем.
Некрасов хитро посмотрел на гусара, словно оценивая его полезность в рассуждениях о далеких землях. Но все же согласился.
— Тогда смотрите, штабс-ротмистр, что у нас сегодня за суп. То, что принято называть Афганистаном, еще три года назад было Жемчужной империей — ею правил род Дуррани, что переводится как раз как «жемчуг». Но когда двадцать пять лет назад где-то умер Тимур-шах, за власть сцепились его сыновья, и там, я скажу вам, такая мрачная история на истории, что и рассказывать противно. И ослепляли друг друга, и казнили, но сейчас последний дурранийский шах бежал в город Герат, а остальные провинции захватили дети главы племени баракзаев, что были у шахов военачальниками.
— Предали?
— Спорно, мон шер. В банке с пауками нет предателей. Была там какая-то история с казненным министром дурранийского шаха, который сам из баракзаев. Но теперь и они грызутся друг с другом, и с кем из них договариваться — вопрос серьезный. И мнится мне, что следует поставить на младшего из двадцати братьев, который, как мне доносят, не по годам умен и хитер, а главное — тянется от англичан. Наперед думает туземец, еще держава растаскана, а он уже союзников на будущее ищет. Дост Мухаммед зовут его, и пока я полагаю делать дело с ним.
— Есть ли у него власть? — удивилась я.
— У него, Александра Платоновна, есть то, чего нет у других правителей тамошних земель. Ум и полное отсутствие чести. Впрочем, последнего у всех там — хоть умаляй, лучше не станет. Но тогда надо…