Макс вставил ключ в замочную скважину. К счастью для него, Ирта не закрыла дверь на цепочку. Он толкнул дверь, и она отворилась. Ирта оставила включенной лампу в гостиной, рядом с диваном. Макс усмехнулся: надеялась, что он заглянет сегодня? Дверь в спальню была открыта. Макс почувствовал эрекцию. Он тихо вошел в комнату. В полумраке виднелись только очертания тела Ирты под простыней. Ирта лежала, положив руку на одну подушку, по второй подушке разметались ее длинные рыжие волосы. Макс снял ботинки и носки, сел на кровать и стянул с Ирты простыню. Она застонала во сне и свернулась клубочком. Макс вытянулся рядом с ней, потом обнял ее. Ирта вздрогнула и проснулась, глаза ее распахнулись, рот приоткрылся, она чуть было не закричала. Макс мягко накрыл ее рот ладонью. Ирта тут же стада бороться. Он потерся носом о ее шею и прошептал на ухо:
— Это я.
И тут же почувствовал, как она расслабилась. Он провел рукой по ее шее, по плечу и накрыл ладонью грудь.
— Макс! — выдохнула она около его губ.
Он поцеловал Ирту, раздвинул языком ее губы. Она несколько раз ритмично потерлась об него, потом торопливо рванула его рубашку, вытягивая из-под пояса брюк, и расстегнула пуговицы. Рука Макса скользнула под подол зеленой шелковой ночной рубашки.
— Я уж думала, ты не выберешься, — прошептала она.
Джоли ехала через Саммервиль. За двадцать лет здесь мало что изменилось. Большинство старых зданий было отремонтировано, некоторые снесли и на их месте построили другие, которые, Джоли была уверена, получили одобрение исторического общества. После того как она пожила и за границей, и в Нью-Йорке, и в Атланте, городок казался ей на удивление маленьким. Каким-то образом в Саммервиле сохранилась атмосфера ленивого, неторопливого городка. В пятнадцать минут второго ночи в центре города не было заметно никаких признаков жизни.
Джоли поставила «эскаладу» на стоянку перед «Саммервиль инн». Она могла бы прилететь самолетом и тогда добралась бы раньше, но ей хотелось поехать на машине. Эти несколько часов, проведенных в дороге, были ей необходимы, чтобы набраться храбрости и подготовиться к битве. Ее появлению будут рады только два человека: тетя Кларис и Ивонн, они встретят ее с распростертыми объятиями. А клан Деверо, несомненно, предпочел бы застрелить ее на месте. И их враждебность Джоли вполне устраивала, она никогда не испытывала к ним любви.
Однако Джоли с некоторым любопытством думала о своей единокровной сестре. Презирает ли ее Меллори так же, как Джорджетт и Макс? Вероятнее всего, презирает. Но ведь это не имеет значения? В конце концов, Меллори, в сущности, не ее сестра, а сестра Макса.
Джоли достала из багажника внедорожника небольшой чемодан, заперла машину и пошла к входу в отель. На стуле за стойкой сидел долговязый молодой парень, красивый, как фотомодель. Глаза его были закрыты, рот приоткрыт. Джоли кашлянула. Парень открыл глаза и потянулся. Медленно потянулся. Томно. Потом улыбнулся Джоли, и ей подумалось, что этот жеребец наверняка разбил немало женских сердец.
Парень встал и шагнул навстречу Джоли, их разделяла только стойка.
— Да, мэм? Чем могу быть полезен?
— Мне нужна комната.
— На одну ночь?
— Нет, на сегодняшнюю и следующую, — сказала Джоли.
— Будете платить наличными или карточкой?
— Карточкой.
Джоли открыла сумку, висевшую на плече на длинном ремне, достала бумажник и вынула одну из своих платиновых карточек. Парень взял карточку и прочитал ее имя:
— Джоли Ройял.
Джоли кивнула.
— Вы дочь мистера Луиса Ройяла? — спросил парень.
— Да. Я его старшая дочь.
— Да, мэм.
Парень сделал все, что полагается делать при регистрации постояльца, и вручил Джоли ключи.
— Номер двести семь. Поднимайтесь полевой лестнице.
— А лифта в этом заведении так и нет?
— К сожалению, нет, мэм.
Джоли взяла ключ, подхватила чемодан и пошла к лестнице.
— Мисс Ройял.
Она остановилась и оглянулась:
— Что?
— Примите мои соболезнования.
— Спасибо.
Джоли поняла, что ей нужно привыкнуть к тому, что ей будут выражать соболезнования. От нее ожидают скорби. Вот чем ей больше всего не нравилась жизнь в маленьких городках: необходимостью соответствовать ожиданиям других.
Джоли было плевать, что подумают о ней в Саммервиле, но тете Кларис это небезразлично. И маме бы, будь она жива, тоже было бы не все равно. Возможно, это ее долг перед семьей, перед Десмондами — по крайней мере сыграть роль настоящей леди-южанки.
Джоли поднялась по лестнице, нашла свой номер, отперла дверь и вошла внутрь. Включив свет, она была приятно удивлена простотой убранства номера. Обстановка вполне типичная для отеля эконом-класса, но все чисто и опрятно.
Она бросила чемодан на кровать, стоящую слева, сбросила босоножки, сняла открытое летнее платье и рухнула па ту кровать, что стояла справа. Она лежала, глядя в потолок и думала о завтрашнем дне. Похороны отца. Она не может — нет, не будет — изображать чувства, которых не испытывает. Она приехала домой на похороны. Этого достаточно. В конце концов, она приехала не для того, чтобы выразить дань уважения отцу, которого давным-давно потеряла, она приехала, чтобы доставить удовольствие тете Кларис.
И чтобы узнать, принадлежит ли теперь Белль-Роуз ей.
— И что, если принадлежит? — спросила Джоли вслух.
Она улыбнулась, и в ее голове завертелись мысли о сладостной и горькой мести.
Глава 5
То, что Саммервиль за двадцать лет мало изменился, Джоли не удивило. Но почему-то она ожидала, что Белль-Роуз не будет казаться прежним, что все будет по-другому. И было очень странно, что дом выглядел точно так же, как двадцать лет назад, в тот день, когда отец ее отослал. С шоссе вела все та же изгибающаяся подъездная дорога. Вход охранили веете же высокие белые ворота из кованого железа. Казалось, не изменился и парк: те же деревья, тот же аккуратно подстриженный газон, кустарник и цветы — все такое же, каким оно было на ее памяти. И особняк остался прежним, замечательной данью минувшим дням. Конечно, стоя рядом с машиной и глядя между прутьями закрытых ворот, Джоли не могла быть уверена, что вблизи не обнаружатся какие-то мелкие изменения. И совершенно невозможно было сказать, что сделала Джорджетт с интерьерами дома, который принадлежал матери Джоли со времен войны Севера и Юга. Джоли тошнило от одной мысли о том, что эта женщина живет в доме ее матери, стала хозяйкой Белль-Роуз и, вероятно, спит в постели Одри Ройял.
Маленькой девочке, что все еще жила в Джоли, не терпелось проехать в ворота и оказаться дома, в Белль-Роуз. Детские воспоминания проносились в ее памяти, как выцветшие кадры немого фильма. Вот она сидит на коленях у отца, а он читает ей книжку. Вот мать приходит в ее комнату, чтобы расчесать ей волосы, перед тем как уложить спать. Вот она играет простенький мотив на пианино в четыре руки с тетей Лизетт. Вот они с Тероном Картером, школьниками, носятся по дому. Вот она ест за кухонным столом вместе с тетей Кларис, они рассказывают друг другу смешные истории и смеются, таская печенья с патокой, которые только что испекла Ивонн.
Джоли со вздохом покачала головой, села в машину и включила зажигание. Она может вернуться в Белль-Роуз, но она никогда не вернется домой, никогда не вернет прежние, беззаботные, дни.
Двадцать лет назад, когда ее выписали из больницы и отец привез ее домой, Джоли несколько недель жила в ужасе и не могла одна выйти из своей комнаты. Всякий раз, когда она выходила на верхнюю площадку лестницы, ей виделась тетя Лизетт, распростертая на лестнице. А на первом этаже она останавливалась возле двери в кухню, наотрез отказываясь заходить внутрь. Она знала, что увидит в кухне — тело матери. И она чувствовала себя так, как и должна была чувствовать: ее охватывала паника. И как ни пыталась она припомнить хоть что-то об убийце, что угодно, любую мелочь, память ее не слушалась. Сейчас, по прошествии многих лет, Джоли искренне верила, что никогда не видела этого человека и ни при каких обстоятельствах не сможет его опознать. Но через три месяца после трагедии в Белль-Роуз кто-то попытался утопить Джоли, когда она плавала в пруду на территории поместья.